— Это отчего же? — притворился непонимающим Егоров и покосился на замполитрука. Звание это, заместитель политического руководителя, присвоили Алхимову как ротному комсоргу. Потому он, строевой, но так и не обученный (взяли на курсы, а через три дня отправили в бой), носил треугольнички на петлицах и нарукавные звезды.
— А потому что мы — рота прикрытия. Закурить есть?
Леонтьев щедро угостился махоркой из сержантского кисета, затянулся до кашля.
— Ну и вырви глаз! — похвалил и с лихой беспечностью произнес, заканчивая прерванный разговор: — Ничего, дешево не отдадимся. И вообще, умирать, так с музыкой!
Егоров насупился. Призванный в армию осенью тридцать девятого, он успел понюхать пороху в короткой зимней войне и на этой уже хлебнул основательно. Серьезный, исполнительный в любой работе, он и к ратному делу относился добросовестно и ответственно. Характер и личный фронтовой опыт выработали почти физическое неприятие как трусости, так и неумеренного хвастовства.
— Вы эту «музыку», боец Леонтьев, оставьте. Пошел добровольцем, так исполняй свой священный долг как положено. Нам что приказано? Продержаться до заката, потом — своих догонять.
Леонтьев хмыкнул:
— Воронеж — хрен догонишь…
— Отставить! — отрубил неуместную шутку Алхимов. И сам удивился своему «командирскому» окрику. — Ленинград за нами. Понимаешь? Ленинград. И приказано нам не умереть, а выстоять. Жить до заката, до ночи. — Он вдруг улыбнулся светло и добро: — Как минимум.
Неполную стрелковую роту, усиленную батальонными минометами и противотанковой пушкой, растянули во всю длину полкового участка. Шире некуда, реже — куда еще реже: Хоть провод тяни от ячейки до ячейки. Так и проводов и телефонов нет. Свисток и ракетница у командира — вся ротная связь. На кратком военном совете лейтенант сказал:
— Столкуемся в бою. До минометчиков докричусь, а «бог войны» и сам танки не прозевает. Артиллерии стрелять только по танкам, исключительно! У нас против них, прямо заявляю, почти ни хрена: бутылки с горючкой и связки РГД. Вся надежда на артиллерию. Позиция у вас вроде ничего?
Он приставил бинокль и глянул туда, где стояла «сорокапятка», маленькая, почти игрушечная пушечка с коротким стволом.
— Место высокое, обзор хороший, открытые подступы. Со снарядами как?
— Два БК, — доложил командир орудия.
— Порядок, — солидно сгустил голос лейтенант, а сам попытался вспомнить, сколько же снарядов входит в боевой комплект сорокапятимиллиметровой противотанковой пушки.
Лейтенанта досрочно выпустили из училища, второй месяц как нацепил «кубари», третий день командовал ротой и оберегал свой авторитет. Но, оставшись наедине с Алхимовым, спросил, как бы между прочим: