— Бояре, когда они строят фабрику, думают о зеркалах, а не о стеклах для ламп! — говорила Катушка, стараясь при каждом удобном случае подчеркнуть несостоятельность прежней администрации.
Оживление наблюдалось абсолютно во всем. Гунэ занимался поместьями, пахотой, севом, Журубица распоряжалась в Бухаресте. Она бегала, проверяла, каждый вечер требовала от Сериана отчетов и в первую очередь, конечно, командовала. А Буби подписывал векселя и купчие.
Все хлопоты Катушка и Гунэ взяли на себя, не выговорив себе ни копейки, полагая, что это дело чести и совести Буби, но тот ни о чем подобном даже и не подумал. Ему казалось это вполне естественным, и он даже не ощущал, что от него ждут какой-то благодарности. Однако мало-помалу такое положение вещей изменило и отношения между ними. Хотя Буби был фактическим хозяином, Журубица и Гунэ старались дать ему понять свое превосходство, поскольку все дела вершили они. Поэтому у них появился насмешливый тон и ироническое отношение к Буби. Молодой барон все это прекрасно видел, только не решался с ними ссориться. Чтобы сохранить свою гордую независимость, он в одиночестве запирался со своими книгами или нотами, становясь совершенно недоступным ни для Журубицы, ни для Гунэ. Так жить Буби еще мог.
Великие преобразования и дерзкие проекты на будущее превратили бывшее имение старого Барбу в огромную стройку. Здесь закладывались какие-то шансы на удачу, но успеха нужно было ждать еще очень долго, да и то при благополучном завершении дел. А пока все выглядело шатким, неустойчивым и сомнительным. Сложись неблагоприятная обстановка, и все богатство пойдет прахом. Кто знает, что от него могло бы остаться!
В старый, потомственный особняк рода Барбу новые знакомые Журубицы принесли с собой и новые манеры, которые были вовсе не по вкусу Буби. Обеды из дома Ликуряну переместились сюда, а с ними вместе и непременный Потамиани. Время от времени стал захаживать и прокурор Ханджиу. Прокурор и Катушка еще больше сблизились, особенно после поражения, которое нанесла им резолюция, подписанная старым Барбу на смертном одре. Теперь эти люди беспрепятственно входили в его дом, где он прожил долгую жизнь, где память о нем хранили все вещи и даже запах комнат. По всему чувствовалось, что они хотят проникнуть в тайны этого дома. И Буби этому не препятствовал. Поговорив немного с друзьями, обычно он оставлял их одних. Именно в этом доме он обрел возможность уединяться и потому стремился ею воспользоваться.
Сначала Потамиани и Ханджиу как бы осторожно и нерешительно проникали в застывший мир, оставленный старым Барбу. То они что-то бормотали, рассматривая какую-нибудь фотографию или семейный портрет, то, взяв какую-нибудь безделушку и взвесив на ладони, как бы оценивая ее, бросали двусмысленные замечания, гулким эхом раздававшиеся в пустой гостиной. Однако день ото дня они становились все наглее. Ханджиу был при этом более сдержан и скрытен, Потамиани вел себя развязно. Задним числом они принялись перемывать косточки старого барона, имя которого постоянно было на устах у Катушки; стоило ей обнаружить в управлении имением что-то непонятное или неприемлемое для нее, как тут же произносилось имя Барбу. Катушка никак не желала простить старого барона. Получалось так, что Журубица, Потамиани и Ханджиу без зазрения совести пользовались богатствами рода Барбу и, сидя за роскошно накрытым столом и запуская под всякими предлогами руки в денежный сейф, не переставали при этом злословить и издеваться над бывшим владельцем дома. Только добродушный от природы Гунэ помалкивал, злословить ему мешали еще и воспоминания детства.