Конец века в Бухаресте (Садовяну) - страница 65

Кукоана Мица никогда не одобряла ни угроз, ни брани и теперь пристально смотрела на мужа, будто видела его впервые. А Урматеку исходил проклятиями, давился бранью и пустыми, бесполезными угрозами, привыкнув так избывать свое горе. Кукоана кротко ждала, когда он успокоится и образумится. Мало-помалу Янку утих и догадался, что жена чего-то ждет от него. Еще миг — и удивление окончательно вытеснило негодование. Он был поражен, что кто-то, помимо него, нуждается в утешении и утешителем, оказывается, должен быть он, Янку, хотя он-то непоколебимо был уверен, что страдает и горюет на этом белом свете только он один. Все-таки, трезво взглянув на вещи, он рассудил, что не совсем прав, сел рядом с женой и вздохнул:

— Все обрушилось на нас, Мица, разом! Как же это произошло?

Жена рассказала, что чердак загорелся и впрямь по неосторожности Амелики, что на ее крики даже с места никто не двинулся, один Лефтерикэ отважился броситься ей на помощь. Он кинулся в огонь, вытащил девушку, столкнул вниз по лестнице — и так ее спас. Падая, Амелика сломала бедро. А Лефтерикэ замешкался. Он искал одну вещицу, ему дали ее когда-то на сохранение, и он окрестил ее, сам не зная почему — «колыбелькой Наполеона». Это была половинка большого фарфорового яйца, на краю которого прилепились два ангелочка. Ее выкинула домница Наталия вместе с цветами, которые прислал ей неведомый поклонник, но Урматеку подобрал ее. Потом и Янку избавился от безделушки, отдав ее Лефтерикэ, потому что ее стала клянчить Журубица. Чем украсило воображение Лефтерикэ это яйцо с ангелочками и что он думал про французского императора — этого никто не знал. Ведомо было лишь одно, что он очень дорожил этим яйцом и, боясь, как бы Журубица не отняла его, спрятал на чердаке. Лефтерикэ лихорадочно искал это фарфоровое яйцо до тех пор, пока обгоревшая с одного конца толстая балка не рухнула на него. Когда наверх забрались пожарники и потушили пожар, они нашли Лефтерикэ. Он еще дышал, но был без сознания. Перед заходом солнца он скончался, никого не узнавая и не вымолвив ни слова. Хотя он не приходил в сознание, было видно, что страдал он жестоко. Тут кукоана Мица встала и, снова взяв Янку за руку, молча пошла к дверям. Урматеку не осмелился противиться ей. Они прошли по застекленной галерее, поднялись на несколько ступенек и оказались в комнате Лефтерикэ, куда раньше Янку ни разу не заходил. Это была маленькая каморка, и чувствовалось в ней как бы женское присутствие. Расшатанные стулья были обиты пестрой тканью, комод уставлен множеством безделушек, оба зеркала украшены шелковыми бантами, на кровати широкий крахмальный подзор. Безделушки на комоде — грошовые, бросовые: старые крашеные яйца, стаканчик из каменной соли — память о местечке Окнеле-де-ла-Слэник, жестяной поднос с картинками, какими торгуют на самом захудалом базаре. Горела свеча, и слегка колыхалась перед распахнутым окном белая, чистая, хотя и дешевая занавеска.