Дородан говорил без умолку. Ему было просто необходимо поведать о долгих годах своей жизни. Его рассказ звучал для Буби неким лепетом, в смысл которого он даже и не пытался вникнуть. Зачем ему это, когда он и так все понимает, когда душа его полна сил и нетерпения? Время от времени Буби слышал одну-единственную фразу, без конца повторяемую стариком: «А сделал он это, потому что боялся бедности!» Слова эти произносились Дороданом на все лады. Говорил он их громко и шепотом, таинственно и отчетливо, со страхом и злорадством, с сомнением и уверенностью.
Назойливо повторяющаяся фраза развеяла упоительные мечтания Буби, вернув его на землю и заставив прислушаться. Мягкий, вечно колеблющийся, он опять был во власти сомнений, и только что ощущавшаяся им внутренняя сила съежилась и исчезла. В присловье Дородана ему почудился таинственный пророческий смысл. Буби ощутил, как неведомое обступает его со всех сторон. Секунду назад он парил в вышине — могущественный и недосягаемый, и вдруг мутное половодье сомнений и беспокойства захлестнуло и одолело его. Опустив руки, Буби тревожно озирался вокруг, чувствуя будто удушье, нуждаясь в глотке свежего воздуха, ища опоры.
Взглянув на старика, Буби увидел неподвижное испуганное лицо Дородана, который словно бы укорял его в бесхарактерности и слабости. Буби сделалось стыдно, и опять в душе его что-то повернулось, и опять в ней ожили надежда и сила. Буби узнал от Дородана все, что хотел узнать. Но произошло и нечто большее: сердце его было глубоко уязвлено несправедливостью, теперь он должен был устранить ее, этого требовала древняя благородная кровь, текущая в его жилах!
Было уже поздно, когда Буби простился со стариком. Спускаясь в потемках по лестнице, он, улыбаясь, ощутил, как к нему возвращаются и дерзость и отвага. Буби понял, что будет приходить сюда и за советом и за поддержкой. Но пока ему следовало все обдумать самому!
Буби не анализировал движений своей души, ее борений и смятения. Он чувствовал, стоит ему подключить разум, он, словно мощные клещи, раздавит множество хрупких деталей, которые, собственно, и составляют мир его волнений и сложностей.
Поэтому он всегда выжидал, пока уляжется смута чувств, мыслей и впечатлений, не пытаясь привести их в порядок усилием воли. Буби чувствовал: только так он сладит с живущим в нем хаосом.
Из своей просторной спальни, заставленной тяжелой мебелью, устланной коврами, завешанной длинными бархатными шторами, Буби сквозь распахнутые окна слышал в ночной тишине веселые крики, раздававшиеся с берега реки, и думал, что происходит в этот ночной час у Журубицы, что творится в каморке над кузницей у Дородана, что делается в доме Янку Урматеку, где он еще не успел побывать. Все эти люди прочно вошли в его жизнь. От Вены, где он прожил столько времени, не осталось ничего, кроме странной коллекции идей, сухих и бесполезных, потому что как только он пытался пересадить хоть одну из них на родную почву, она немедленно увядала. Чтобы найти здесь себе место, отыскать пока еще неведомый жизненный путь, нужны были иные мысли, иная мера вещей… Так он и заснул поздней ночью, ничего не распутав, громоздя перед собой обломки всяческих систем и умонастроений. Однако поутру, проснувшись под громкое чириканье воробьев за распахнутыми окнами, Буби ощутил, что все прояснилось. Он твердо знал, что управление их имуществом должно иметь совсем другую основу. Недвижимое имущество должно приносить доход. А самое главное, в их дела не должен вмешиваться Урматеку, поскольку он в них ничего не смыслит.