Память старика, оживленная великим для него событием, явственно видела перед собой прошлое.
— Теперь я точно знаю, он сын мясника Герасие! Это я уж потом установил, — произнес Дородан таким тоном, словно просил за опоздание прощения. — Сначала он меня обвел вокруг пальца. Потом господина барона, и я оказался не у дел. Ну а дальше все и пошло!
Дородан принялся рассказывать. Жизнь Урматеку была ему ведома во всех подробностях. По мнению старика, все, что ни приобретал Янку, наносило урон имуществу барона: и дом, которым тот так гордился, и конюшня, и обстановка, и пансион для дочери, и ее приданое, которое Янку начал уже собирать, и его вечеринки, и, наконец, его любовница, жена шурина.
Катушку Дородан ненавидел люто. И какими только словами не говорил о ее бесстыдстве и лживости. Буби думал, что Журубица, видимо, совсем не знает старика, раз так простодушно направила его к нему. Вместе с тем он чувствовал, что обвинения против нее кажутся ему не столь страшными, как, например, обвинения против Урматеку. Что-то в нем противилось им, убеждало в неправоте старика. Противились, защищая перед Буби Журубицу, его же собственные воспоминания, запах ее тела в жаркий летний полдень, крепкое пожатие пальцев, все ее существо, столь настойчивое в своем стремлении понравиться. Все остальное, о чем рассказывал Дородан, возмущало Буби. Буби был наделен чувством справедливости и чести. Уловки, к которым так или иначе прибегали все, кто его окружал, ему претили. В отношениях с людьми Буби требовал полной честности. Ничего не тая сам, он ценил простодушие и прямоту в других. Давным-давно, после первых своих юношеских признаний, он ощутил, что с Урматеку никакая откровенность невозможна. И не забыл этого. Слушая Дородана, он понял, что еще с той поры, когда он рассказывал о белокурой Мици, а Урматеку ухмылялся, в нем затаились отчуждение и раздражение против Янку. Охватившее Буби нетерпение начать борьбу, прийти на помощь людям и сделать их во что бы то ни стало счастливыми, казалось, вот-вот осуществится. Буби ощущал, что он мужает, что жизнь его полна, как никогда раньше. И, понимая, насколько чужды и несовместимы Дородан и Катушка, все-таки связывал их, потому что они-то и были теми силами, которые питали его теперешнюю полноту и жизненность. И они и Урматеку укрепляли его, но сегодня он окончательно убедился, что Урматеку непримиримый враг.
Высокий молодой человек с сияющими глазами крепко обнял старика, словно хотел заслонить его от всех бед. Старик послушно сжался, словно робкий ребенок. Буби чувствовал себя сильным, счастливым. Сам того не ведая, он давно уже испытывал неосознанную ревность к Урматеку, человеку деятельному, деловому, самоуверенному, заправлявшему всеми делами его отца, — ревность, возможно, особенно острую из-за того, что когда-то сам искал покровительства Янку, чувствуя себя с ним хорошо и покойно. Но времена изменились, и теперь наступил черед Буби быть покровителем. И ему не терпелось помериться силами с противником.