Встречи за порогами. Унья — красавица уральская (Заплатин, Зырянов) - страница 21
«Чует собачье сердце, что оставлю ее здесь, — думает старик. — То-то на меня все время глядит. Ох ты, беда какая… А оставлять надо. Задавить сил не хватит. Убить из ружья — тоже...»
Старую собаку в деревню не водят. Забьют здоровые. Будет чахнуть, гноить душу хозяину. Будет выть на луну в летние ночи и скулить за дверью в январскую стужу, просясь в избу. Нет, уж лучше сразу рубить. И собаке легче, и хозяину… Так уж решено.
Решение это пришло зимой, февральским вьюжным вечером. Утром охотники напали на следы трех лосей и пошли по ним.
К полудню они настигли лосей в глухом распадке. Собаки яростно напали на животных. Первым выстрелил Аристарх. Крупный лось после выстрела метнулся в сторону и этим увлек собак. Они кинулись следом за ним, а оставшиеся два сохатых, выскочив из распадка, помчались по редколесью. Двое охотников бросились за раненым лосем, четверо погнались за двумя убежавшими. Бежали долго, пересекли несколько ручьев, каменную гряду. В рыхлом снегу взяли лыжи, мерзлые ветки больно били по лицам. Собаки выбились из сил и отстали. Отстал от молодых охотников и старик. Задыхаясь, он проклинал свою старость, рыхлый снег, густые ивовые заросли, в которых запутывались лыжи. Наконец окончательно обессилев и потеряв надежду догнать охотников, он тихо поплелся по лыжне, подбирая брошенные молодыми в пылу погони шапки, рукавицы, топор. Старая Дамка, тяжело дыша, брела за своим хозяином. В сумерках старик и собака наткнулись на тушу убитого лося, но лыжня вела дальше: охотники преследовали остальных. Старик дальше не пошел. Он снял лыжи, сел на тушу зверя и… заплакал. Он всхлипывал, плечи его тряслись, и горькие, как пихтовая смола, мелкие слезинки катились по морщинистому лицу, застывая на бороде.
Старик плакал по безвозвратно ушедшим годам, по тому минувшему времечку, когда не то что лося, но и лису по февральскому двухметровому снегу-пурхуну догонял на лыжах. Он завидовал силе и ловкости молодых, ругал себя за немощность и плакал.
Глядя на хозяина, завыла и Дамка. Завыла протяжно, тоскливо, как по покойнику. Погоня за лосями ей тоже далась нелегко. Лапы и уши ее были до крови ободраны о сучья и ветки, шерсть клочьями свисала со впалых боков. Старик горько вздохнул, погладил Дамку по голове.
— Отохотилась, старая… Отходила по парме-то…
И, стыдясь своей минутной слабости, добавил:
— Ну, будет выть-то. Что уж теперь…
А вот теперь надо решаться на последний шаг.
— Тогда надо было… Под горячую руку… — думает старик. — Опять же охотиться не с кем было бы… Хоть стара, а выследила в один день двух соболей…