С тех пор стали называться эти острова Лебяжьими, а лебедей по всей Вишере больше не стреляли.
— Сурьезные птицы, — вздохнул Аристарх.
…Ложится туман, тонко кутает тайгу, наполняя ее ароматом весны.
В лесных деревнях, в поселениях таежников телефонов нет, но все новости передаются быстро. Только пять дней тому назад на прибитом к берегу обломке плота старый рыбак из Усть-Улса нашел привязанный заплечный холщовый мешок с несколькими размокшими сухарями, и вот он уже доставлен в родную деревню Вани. Привез мешок охотник, направляющийся в низовья Вишеры.
Сгрудились мужики над речкой возле часовенки, мнут в руках мешок, вздыхают. На углу мешка черными нитками выстрочено «В». Всем ясно, что это метка Василия. Значит, с ним или с Ваней случилось несчастье где-то в верховьях порожистой Вишеры.
— Плотик, по всему видать, легонький был, — рассказывает между тем охотник. — Плыть на нем можно только одному…
Одному… Старики рассуждают вслух.
— Ежели лодки у них сорвало ледоходом, так плот они сделали бы побольше — на всех семерых… Может, кто через реку переезжал из артельщиков? Но зачем тогда котомка привязана? Нет, тут дело сурьезнее…
Вездесущие ребятишки уже успели разнести по деревне весть:
— У Андреевских Ваня али сам Василий утонул!
Прибежала к часовенке Ванина мать. Молча расступились перед ней старики. Взяла в руки мешок, развернула уголок, где была вышита буква «В», и, даже не охнув, повалилась на каменистый берег. А когда пришла в себя, сгрудившиеся вокруг женщины услышали только два слова:
— Ваня, сыночек…
Потом поднялась Пелагея с теплой, пригретой весенним солнышком земли и, сухая, сгорбленная, кажется, еще больше поседевшая, поплелась домой.
Уже давно скрылось за лысыми, еще покрытыми снегом, горами солнце, зажглись редкие звезды, а старому охотнику все не спится. Он ворочается на ложе из пихтовых лап, кряхтит. Товарищи вовсю посвистывают носами. Дремлют собаки. Вот и туман, легкий, сиреневый, поплыл над рекой, через час-два заря над Тулымом займется, а он не смыкал глаз. И которую уж ночь так — то ли третью, то ли четвертую. Одно старик знает: сегодня — последнюю. Сегодня утром он оставит свою собаку Дамку здесь, у избушки на берегу Вишеры. Это решено.
Совсем стара стала собака. Растеряла годы на охоте, в тяжелых переходах по парме. Растрясла по каменным россыпям, по берегам бурливых рек. Не найдешь, не воротишь их.
— Охо-хо, — вздыхает охотник и ворочается. Тотчас же зашевелилась Дамка, прикорнувшая сбоку. Подняла голову, поглядела на старика, потом снова уронила морду на лапы, но глаза не закрыла.