Встречи за порогами. Унья — красавица уральская (Заплатин, Зырянов) - страница 4

— Эй, братуха, — кричит отцу дядя Иван, — бороду отморозил! Три снегом!

— Борода она ничего, — степенно оглаживая свою бороду, басит вместо Василия Аристарх. — У меня вот что-то валенки замерзли.

И под общий смех, гикнув на лошадь, пустился бегом.

У Бойцов ехали осторожно. Дорога проходила недалеко от полыньи, в которой с ревом бурлила вода.

— Лентяи, — ворчит Василий. — Не могли подале дорогу пробить… Вехи тоже не поставили, того и гляди ночью как раз угодишь в ямину…

Санная дорога кончилась на Велсе. Еще каких-то десятка два с половиной лет назад здесь дымили домны французского чугунолитейного завода, обозы по пятьсот и более лошадей ежедневно подвозили дрова и руду, которую добывали в рудниках, почти на поверхности земли, гремели кирки рудокопов, шумел разноязыкий люд. К рудникам была построена и железная дорога. Ничего этого уже не было. Взорвали французы домны, даже каменные строения разрушили, забрали имущество поценней и уехали. Перестали плавать по вешним водам Вишеры барки с чугуном, не тянулись вверх против течения караваны мелких баржонок за маленькими хлопотливыми пароходами. Запустением веет от заброшенного поселка.

— А какой, однако, людный поселок был, — вздыхает Василий.

— Будет еще многолюдней, — уверенно говорит Иван. — Вот разведают геологи запасы, и посмотрите, какой завод тут завернем.

Санная дорога кончилась на Велсе. Охотники весь груз переложили на нарты, впряглись в них, припрягли собак и двинулись вверх по заснеженному руслу реки. Больно врезаются лямки в плечи, с непривычки болит поясница, ноги словно деревянные. Все идут молча. Только на привалах озорной Терентий подшучивает над товарищами.

— Иван, а Иван, — обращается он к бывшему моряку, — как по-флотски нарта?

— Что ты, — смеется Иван, — какие же нарты на флоте? Нет их там.

— Как нет? Есть нарты на флоте, — серьезно горячится Терентий, — плохой ты моряк, раз такое слово не знаешь… А как кухня?

— Камбуз.

— Ха-ха-ха, — заливается Терентий. — Кухню-то знаешь, как называют. Наверно, каждый день возле нее с котелком вертелся…

Спали у нодьи. Валили сухое дерево, разрубали на бревна. Комлевые бревна укладывали друг на друга и между ними в специально вырубленный паз совали бересту и сухие сучья. На снег кидали еловые лапы и ложились на них ногами к нодье. Собаки — в головах.

Ночью зябли, плотней прижимались спинами друг к другу, но холод давал себя знать. Нет-нет да и вскакивал кто-нибудь, выбивал торчащий между бревнами клин, отчего верхнее бревно плотней ложилось на нижнее и оба лучше горели. Утром наспех варили сухарницу, приправляя ее сушеным мясом, запивали кипятком и снова трогались.