— Что для войны твоя или его уверенность, Ленушка? — несмело возразила она. — Убьют, и все.
— Не говори так. — Елена положила ложку, выпрямилась: — Никогда!
После болезни в ней появилось что-то новое — тихое и уверенное.
У Тони опять задвигались губы, выкатились слезы из глаз.
— Не буду, не буду, только ешь. Досыта ешь… И горе у тебя — не дай бог никому, — помолчав, продолжала она, — а все равно завидую я тебе, Лена. Я так не умею. И письма получаю часто, а все равно не умею верить, как ты. Каждую минуту боюсь: убили, убили Колю фашисты. Черная кошка дорогу перебежит, я обхожу улицу переулком. Один раз на смену опоздала, чуть не судили. И смех, и грех. Сон плохой увидела, опять тревога — убитый Коля. Ногой за мерзлятину конскую зацеплюсь, сердце так и екнет: несчастье будет. А какое несчастье теперь может быть? Одно только — если убьют Колю. Вот ты усмехаешься, — сказала она, заметив на лице у Елены недоверчивую улыбку, — а я, как ни прикидываю, а все получается, что черная кошка перебежала мне дорогу в то самое число, когда Колина машина горела. Ей-богу, в то самое! Хорошо, выскочил он целый-невредимый. А если бы раненый был? Сгорел бы живьем. Иной раз сердце так и захолодеет: а что, если все приметы верные? Ведь из века в век собирали их люди. Узнают же старики погоду по приметам. То-то и оно. Может, какие-нибудь токи прилетают от Коли с фронта, ищут меня. Сказать они ничего не могут, а знать о себе дают — потому я и споткнулась, кошку черную приметила или сон дурной увидела.
— И сколько же ты раз за войну спотыкалась и сны дурные видала?
— Ой, бессчетное число!
— Ну? А Коля твой жив и здоров. Вот тебе и приметы! Нет, Тоня, я просто убеждена: все кончится хорошо. Надо только верить. И ждать.
— Ой, как я жду-то, Лена!
— И я жду… Ну ешь, ешь, а то все простынет. Я так изголодалась, такая у меня жадность на еду…
— Ну вот и ешь сама. А я картошечку из загнетки достану. — Тоня выгребла картофелины, помяла: — Готовы. Зоя, давай-ка чашку.
Обжигаясь, вымазав руки в саже, ели они печеную картошку с солеными огурцами и грибами.
— Хороши! — хвалила Елена грибы. — А кто же собирал?
— Да мы с Кочергиными. Артельно. На всех. И Зойка с нами увязалась. А ведь не близко ходили — в Егорьев березник.
— Жалко, в прошлую зиму у меня груздей не было — Ваню угостить, — заметила Елена. — Теперь уж когда вернется…
Тоня вскинула на нее глаза: «Жар, поди-ка, у нее? А может, он и в самом деле живой, ее Иван? Ведь чем-то должна питаться такая вера?..»
Чаевничали молча. Потом Тоня молча собирала посуду со стола.