Параска с Микодымом собрались уходить по комбедовским делам. Прощаясь, Соловей посоветовал им вечером собрать свой комитет и прикинуть, сколько у каждого кулака можно взять зерна.
Оставшись один, Александр задумался. Он знал, что мятежный генерал не простит им — обязательно пошлет своих солдат на Рудобелку. Он ждал вестей из Бобруйска, но их не было. Молчали и хлопцы из Ратмирович. А тут на тебе — Бобруйск, говорят, захватил польский мятежный корпус. Видно, уездный комитет в подполье. А как точно узнать? Надо пока самим принимать решение. И такое, чтобы ни на шаг не отступать от декретов революции.
На какое-то мгновение Соловей почувствовал себя отрезанным от всего света. Газеты в последнее время не приходят, — значит, их в Бобруйске перехватывают легионеры мятежного корпуса. Вестей из уездного комитета давно нет, — видно, никак не могут связаться. А какие планы у Довбор-Мусницкого? Если правда, что захватил Бобруйск, то, конечно, захочет расширить свои владения и с новой силой ударит по Рудобелке. С какой стороны? Конечно, с железнодорожной.
Левков словно угадал, о чем думает председатель.
— Что делать будем, Александр? Два десятка польских карабинов, штук пятнадцать трехлинеек да с полсотни берданок у нас есть. Соберем еще кое-что. А у них армия, пулеметы, гранаты.
— И все же мы сильнее любой армии. Те не знают, чего они хотят и за что воюют. Видал бы ты, как легионеры отдавали нам карабины. Словно радовались, что сбыли их. Да какие они там, к черту, поляки! Католики здешние, даже слова по-польски сказать не умеют. От немецких пуль спасались в этом корпусе. А у нас народ. Кому стрелять не из чего — «ура» кричать будет. И это, брат, большая сила! Надо сегодня и завтра, Максиме, перевести отряды поближе к станции. Солдаты наши в лаптях и свитках ходят, так что никто ни о чем и не догадается. А чуть что — из-за любого куста влупят. Отобьют панов, резвины на плечи — и пошли овечкам сено припасать. Попробуй найди их. Анупрею с Прокопом накажи, чтоб до утра примерно полсотни человек с гранатами и винтовками отправили на Ратмировичи.
К полудню вьюга утихла. Выглянуло солнце, заискрились сугробы и заваленные снегом крыши. По улице, скрипя полозьями, поползли сани с дровами, соломой, сеном и мешками ометья. Это течение жизни навевало Александру невеселые думы: сколько еще придется драться, сколько крови пролить, чтобы народ зажил спокойно, по-человечески, чтобы почувствовал себя хозяином на этой земле. Революция только еще начинается.
А еще мучила неизвестность. То, что рассказала Параска, очень походило на правду. Надо поговорить с ревкомовцами и что-то делать, срочно, немедленно. Анупрей с Максимом Усом по селам организовывают отряды, раздают оружие и патроны, назначают взводных. С ними, наверное, и военком — Прокоп Молокович. Неужели они ничего не знают, ничего не слыхали?