Приоткрылись двери, и в комнату вошел незнакомый мужчина в черной поддевке, невысокий, но широкоплечий. Круглое лицо заросло густой, лохматой бородой, из-под припухлых век смотрели острые, пронзительные глаза. Он поздоровался, стоя у порога, и спросил:
— Где мне увидеть товарища Соловья?
— Я Соловей. Что вы хотели?
— Хотел познакомиться и передать привет от Платона Федоровича.
Соловей аж вздрогнул. Платон Федорович Ревинский — председатель Бобруйского укома — посылал его сюда, обещал помогать и держать связь.
— Садитесь, товарищ. Кто вы и откуда? Давно ли видели Платона Федоровича? — засыпал незнакомца вопросами Александр.
А тот не спешил. Бросил в угол набитую чем-то торбу, искоса посмотрел на секретаря и неторопливо начал:
— Из Глусска пришел к вам. А фамилия моя Мозалевский. — Он снова покосился на секретаря и улыбнулся.
Левков подскочил с места:
— А чтоб ты скис, Иван. Ну и артист. Голос вроде знакомый, а лицо — хоть убей, первый раз вижу.
Они пожали друг другу руки, перекинулись несколькими словами и сели.
— Дела таковы, хлопцы. Довбор-Мусницкий со своим корпусом окопался в крепости, поднял мятеж, занял Бобруйск и двинул на Осиповичи. Отказался подчиняться советской власти и разогнал Советы. Уком ушел в подполье. Но работу ведет, как и раньше. Товарищ Ревинский прислал нашего глусского хлопца, Митю Жижкевича, передать вам, что генерал не забыл, как вы встретили его солдат, и хочет отблагодарить — ударить по Рудобелке. И не лишь бы как — бронепоезд готовит. В тупике на Березине стоит. Ремонтируют его деповские хлопцы. Тянут, как могут. Метелица помешала еще, а то, может, его бы уже и отправили. Теперь дорогу расчищают. Так что скоро ждите. Прикатит. Платон Федорович просил, чтоб и этих не хуже встретили. А еще адресок прислал: чайную по левой руке на Муравьевской, как раз против рынка, знаете? Если кто из ваших зайдет, пусть садится за крайний столик у дверей. Спросит подавальщица, что принести, просите дюжину вареных раков. Она ответит: «Раков у нас не бывает». Скажите: «Тогда дайте три стакана чаю без сахарина». Чай она принесет, а под блюдечком будет записка, куда надо идти. Платон Федорович ждет от вас вестей. Вот и все мои новости, — закончил Мозалевский.
Он посмотрел на пол. С ног натекла большая лужа, и он отодвинулся, чтобы не промочить свои огромные залатанные валенки.
— Как же ты добирался? — спросил Левков. — Хороший хозяин в такую погоду и собаку не выгонит.
— А я сам себе хозяин. Сложил колодки, дратву, вар в торбу, сказал дома, что пойду по застенкам на заработки: кому подметки подобью, кому новую обувку пошью. С одним подъехал до Касарич, другой до Холопенич подвез, а тут — и рукой подать. Дома, хлопцы, мне оставаться нельзя. Позавчера легионеры в Городке были. Вилюга с ревкомом выехали в Березовку. Приказ членам партии — разойтись по селам. Кто с колодками, кто с ножницами, а кто под видом шорника подались. Приказано вести работу в людской гуще. А я к вам на помощь, если примете.