Он подошел к своей торбе, развязал ее, достал старые, порыжевшие голенища и вытащил из них два нагана с полными барабанами патронов.
— Конечно, пулемет был бы лучше, но и эти сгодятся. Я не с голыми руками пришел. — Он положил револьверы на стол.
Александр сидел настороженный и хмурый. Потом положил наганы в ящик стола и закрыл его. Мозалевский заморгал глазами:
— Ты что ж, обезоруживаешь меня, товарищ Соловей?
— Уже обезоружил, — спокойно ответил Александр и показал на толстую торбу. — Вон твое оружие. Оно теперь надежнее наганов.
Не понял Соловья и Левков:
— Что ты, Александр? Ивана я знаю не один год, это же свой в доску человек.
— А я разве говорю, что чужой? Партийный билет, товарищ Мозалевский, сдашь Молоковичу, а сам…
— Партийный билет я никому не отдам! — вскочил Мозалевский.
— Что вы оба как дети! Не можете дослушать до конца, — продолжал Соловей тем же спокойным тоном. — Пойдешь со своими колодками по кулацким хуторам и застенкам. Шить ты умеешь?
— А как же. Какие хочешь. Головки, вытяжки, хромовые, юфтевые, с рантом и со скрипом могу. Батька был сапожником, и я с детства шилом кормлюсь.
— Это хорошо. Работы тебе хватит. Шляхта форсить любит. Поживешь у одних, у других, наведаешься к Перегудам, к Винярским. Шить шей, но и принюхивайся, чем там пахнет. Дошло?
— Черт его знает. Я думал, партийное дело дадите или, может, вместе с отрядом пойду…
— Это и есть партийное дело. Нас ты не знаешь и не видел. Крыть можешь сколько влезет. А молиться умеешь?
— «Отче наш» и «Богородицу» знаю.
— Не забывай молиться. Шляхта набожных любит. Хоть сама черту служит, а богу молится.
Соловей смотрел на глусского сапожника и ждал, что тот ответит.
— Вот это ты хитро придумал, — поднялся с места Левков. — Сразу и я не допер. А тут на тебе — план, стратегия.
— Разведку, значит, поручаешь? — спросил успокоившийся Мозалевский.
— Без разведки воевать нельзя. А воевать нам придется еще долго и упорно. Оттуда легионеры прут, недобитые беляки, здесь шляхта притаилась, молчит, а зубы точит. Как только пронюхает, что белополяки идут, зашевелится, из-за угла в спину стрелять начнет. Дня три послоняйся по Карпиловке и Ковалям. Может, кому морщаки[14] залатаешь. Это у нас модельная обувь. Разнесется слава про доброго сапожника, и шляхта сама тебя потащит на хутора.
Соловей поднялся. Только теперь Иван Мозалевский рассмотрел его с ног до головы. Когда сидел за столом, казался высоким и широкоплечим, а встал — мужчина среднего роста, щупловатый, обыкновенный деревенский парень с хорошей воинской выправкой. Он крепко пожал Ивану руку и пожелал успеха.