Когда он вернулся домой, в комнате горел свет, письменный стол был придвинут к окну, а посередине белел накрытый стол с красивым букетом в вазе. Все было в полном порядке. В ведре со льдом стояли две бутылки. Самовар оставалось только развести, а подносы с разнообразными бутербродами, семгой и ветчиной, возле которых блестели, словно стеклянные призмы, кусочки красного и белого желе, охлаждались на подоконниках.
Ока пошел к Францу, чтобы похвалить его за стол, а в особенности за то, что он вспомнил про цветы, взял у него счет и сдачу и приказал сидеть у себя, пока он его не позовет.
Без четверти девять раздался короткий звонок, и Ока, облаченный в смокинг, побежал открывать. В прихожую вошла запыхавшаяся высокая женщина в черном пальто и под густой вуалью. Немного пошептавшись, они вошли в освещенную комнату.
Пока Ока помогал ей снять пальто, целуя ей руки и лоб, она прерывисто, со смехом говорила:
— Кто-то шел за мной по пятам от угла, где я оставила машину, и до самого подъезда. Мне даже показалось, что он вошел за мной в дом. Впрочем, все это ерунда. Вряд ли он меня узнал. Мне так было трудно выбраться сегодня! Пришлось отменить два визита. Но для тебя я готова на любые жертвы. Так что же мы стоим?
Ока все время держал ее за руки и, не выпуская их, то и дело отходил, чтоб оглядеть ее всю.
— Дай налюбоваться на тебя. Сегодня ты прекрасна. Спасибо тебе.
Он хотел ее обнять, но она, зардевшаяся и довольная, мягко отстранила его и повела к дивану.
Госпожа Пенц, жена первого патрона Милоша, надворного советника, который участвовал в предприятия и своим огромным капиталом, и весом в обществе, была высокой, длинноногой белокурой германкой с прямыми сильными плечами, высоким лбом и прямым носом, с изогнутыми тонкими губами и энергичным подбородком. Ее ясные голубые глаза смотрели всегда открыто и прямо. Ничего от героических вагнеровских женщин не было в ее облике. И хотя она была на двадцать лет моложе своего мужа, человека сильного и крупного, она внушала какой-то безотчетный страх и ему, и своему отцу, прусскому генералу. Оку она полюбила только год назад, когда он проявил к ней интерес, ибо до этого, хотя он и бывал у них в доме, не обращал на нее никакого внимания. В последнее время она часто слышала и читала о нем хвалебные отзывы. Хофрат Пенц особенно высоко ставил этого «воистину гениального молодого человека, являющегося воплощением энергии и добросовестности», но на ее вопросы о том, что он за человек и откуда, мог сказать ей ровно столько, сколько было сказано в паспорте Милоша. И эта странная экзотическая, таинственная личность непреодолимо овладела мыслями госпожи Пенц. Гордость мешала ей сделать первый шаг к сближению, и она продолжала наблюдать за ним издали, однако с затаенной надеждой, что на этом дело не кончится. И именно в этот критический момент Милош вдруг стал проявлять к ней интерес. Она восхищалась его проницательностью, ибо была уверена, что прежде он ее сознательно избегал, а сейчас сознательно дарит ей тепло своих мудрых глаз. Женщина умная и лишенная всякой сентиментальности, она тотчас проникала в тайные замыслы, расчеты и ухищрения своих поклонников и заранее смеялась над ними, и смех этот каждый раз удерживал ее от безрассудных поступков. Но в поведении Милоша Оки было столько подкупающей простоты и искренности и вместе с тем непреклонной решительности и ясности… Этот рассудочный человек, в котором так причудливо сочетались цифры и мечты, честолюбие и душевная теплота, вызывал ее на поединок. Он уверен в победе, ведь такие люди действуют только наверняка; эта дерзость захватывает. И она все больше шла ему навстречу.