— Не сердись, батя Бабиян, это так подается. Намажь на хлеб и ешь. Вещь полезная. Особенно для пожилых людей. Старуха твоя сегодня не нарадуется!
Господа помельче наконец с облегчением засмеялись, а те, что поважнее, объяснили, что это вовсе не курица, а каплун и что в Вене в последнее время так подают икру. Бабияну икра не понравилась, но он ел, и не потому, что проникся сознанием ее полезности, а потому, что не знал, чем еще заняться, да и, кроме того, смешить господ ему не представлялось обидным. Что ни говори, а быть принятым в этом обществе немалая честь! Гримасы его вызывали смех; ободренный успехом, он поднял пустой стакан из-под пива, и сам жупан налил ему белого бадачоньского вина.
— Не пиво, к икре идет только белое вино!
— Можно и вино! — сказал Бабиян под веселые возгласы одобрения.
Все потянулись к нему чокаться.
В том же духе продолжалось и дальше. «Фогаша» (крупного зубатого судака из озера Балатон) он начал было резать поперек, в теплый слоеный торт с кремом яростно воткнул вилку и хотел целиком отправить в рот, жаркое порезал на мелкие кусочки, хотя у самого рот был полон зубов. Жупан то и дело поправлял его и подсказывал, что доставляло ему огромное удовольствие.
— Ты, батя, дойдешь и до министра и до архиепископа! Смотри не оконфузь нас. Пусть видят, какие у нас хозяева!
Гости занимались только им, с серьезным видом задавали ему вопросы на ломаном, пересыпанном иностранными словами языке. Бабиян видел, что над ним смеются, чувствовал, что смех этот граничит с издевательством, но он знал, что другой роли ему здесь не уготовано, а так он был центром этого высокого собрания. К тому же и угощенье было отменным. Он дважды отведал все блюда, опустошил все бокалы — маленькие, средние, большие, узкие, широкие, с белым вином и красным, бургундским цвета золотого топаза, малагой — и тем не менее непрестанно поглядывал на широкие, на длинных тонких ножках, плоские бокалы, стенки которых были испещрены переливающимися, словно бриллианты, гранями, и ждал, когда в них забулькают мелкие быстрые пузырьки. Напоследок, после нескольких очередей тостов, служители обошли всех с бутылками, обернутыми в белые салфетки и оттого похожими на больных. В чашах заиграли мглистые фонтанчики, и по просторной столовой разнесся волнующий аромат шампанского. Глаза гостей подернулись влагой, в головах пронеслись видения сверкающих люстр, оголенных женских плеч, звуки вальса и женского смеха… Лишь батю Бабияна этот дьявольский напиток привел в веселое расположение духа. Жупан с моноклем в прищуренном глазу поднялся и провозгласил здравицу в честь его императорского величества. Последние слова тоста потонули в возгласах цыган, которые ворвались в распахнутые настежь двери: «Эйлен, эйлен, эйлен!!!»