Гости стоя осушили бокалы. Жупан снова взял слово. Монокль его по-прежнему поблескивал холодно и мертво, но в другом глазу появилась жизнь. Кончил он словами: «Да здравствует правительство!» — и чокнулся с Бабияном:
— Ну, батя, да здравствует наше высокое правительство!
— А пусть его здравствует, раз нельзя без него!
Все засмеялись; засмеялся и отец Блажо, укоризненно качая головой, но и он чокнулся с Бабияном и до дна осушил свой бокал. Затем встал архимандрит и предложил тост за жупана, который может служить образцом для всех жупанов, славного главу нашего маленького бачванского государства, коим он, на счастье людей всех вер и наречий, управляет так, что если бы там, наверху, брали пример с него или хотя бы не гнушались его советов, раз на беду всей страны не взяли его в правительство, Австро-Венгрия не знала бы ни религиозного, ни национального вопроса. Снова «эйлен!», снова все встают, чокаются и пьют. Гремит оркестр. И вновь поднялся жупан; монокль вдруг задрожал и посреди речи выпал. Он предложил тост за Бабияна, уважаемого буневца и патриота, гордость хуторян и депутатов, который заботится о нуждах края, как о своих собственных.
— Враги обвиняют меня в нетерпимости и аристократизме. Теперь вы видите, как я отношусь к оппозиционерам и крестьянам! — И, обернувшись к растроганному Бабияну, он заговорил на буневском диалекте: — Бабиян, люб ты мне очень, я дозволяю тебе говорить мне «ты». Будь здоров! Только без поцелуев!
Полупьяный Бабиян тер глаза и то ли в шутку, то ли всерьез бубнил:
— И тебя буневское молоко вспоило! Кровь не водица!..
Обед подходил к концу. Еще раз Бабиян повеселил общество, скорчив рожу от кислого ананаса, который он предварительно поперчил, ибо, по его словам, он и дыню без перца не ест. Служители внесли большой позолоченный таз с водой и полотенцем и стаканы с теплым неподслащенным лимонадом на овальном серебряном умывальнике. Увидев стаканы с водой, Бабиян ужаснулся:
— Светлейший, неужто после всего — воду? Да никогда в жизни!
— Это пальцы сполоснуть, батя!
Бабиян погрузил в таз свои жилистые волосатые руки, расплескал воду, забрызгал все вокруг, вытер руки о скатерть и пригладил усы.
— Ну, это еще ничего!
Но когда ему подали стакан лимонада, он лукаво подмигнул жупану:
— Второй раз приниматься пить негоже! Выпил разок, и будет! — И ни за что не хотел прополоскать рот. — А для чего ж тогда вино пили?
Гости встали из-за стола и потянулись в гостиную, где их ждал кофе с коньяками и ликерами. Бабиян ничего не оставил без внимания, напоследок отдав предпочтение монастырской сливовице.