Покойный Момир Драгович появился у них в доме еще будучи воспитанником военного училища, на правах какого-то старинного отдаленного родства. Незаметный, щуплый, белесый юноша с большим висячим носом, низким лбом и узкими щелками маленьких глаз, по-провинциальному неловкий и робкий, молчаливый и серьезный, он по заведенному обычаю проводил в обществе Зоры этот традиционный воскресный час за разговором о школе, о гимназии и о военных обязанностях. Предоставленные друг другу, они оба дорожили своими встречами. Так длилось годами без всяких перемен, и если в редкие мгновенья общего подъема настроения домашние и позволяли себе отпустить шутливый и благодушный намек в адрес этой парочки, то ни у кого не возникало даже мысли о том, что небрежно брошенное замечание может возбудить в душе Зоры какой-нибудь отклик.
Когда Момир унтер-офицером отправился на турецкую войну, Зора открыто взяла на себя переписку между своим семейством и молодым человеком. Начался обмен интеллектуальными письмами, а когда Момир вернулся с войны в чине поручика и с золотой медалью, Зора не скрывала гордости его героизмом. Момиру, полному сознания собственных доблестей, льстила эта женская дружба; он ее поддерживал, но дальше не шел. Пантеличевы отметили это про себя, но дочери не стали ничего говорить, уверенные, что она не может любить так опасно, как другие девицы.
Мировая война застала их в том же положении. Пантеличевы бежали в Ниш, а Момир, «названый брат» Зорки, отбыл в эскадрон. Они обменялись несколькими письмами, но в них, по предположениям домашних, от которых барышня Зорка ревниво оберегала свой внутренний мир, не было ничего особенно значительного. И тем не менее, когда прибыл эскадронный конюший и сообщил, рыдая, обеим семействам, что командир погиб при отступлении из Срема и они вынуждены были его там похоронить, Зорка пошатнулась и рухнула на пол, словно подкошенное дерево. Когда же она пришла в себя, то попросила не говорить ей пошлых слов утешения, ибо она потеряла все в этой жизни, потеряла своего нареченного, но она гордится им, гордится его смертью и единственное, что она может и должна для него сделать, это до гробовой доски остаться ему верной. Пусть никто и не пробует поколебать ее в принятом решении, ибо в противном случае ей придется уйти от них и замкнуться в одиночестве, чтобы беспрепятственно посвятить свою жизнь его памяти. Напрасно пытались домашние узнать от нее какие-либо подробности о самой этой любви и об этой помолвке и доказать ей бессмысленность столь ужасной жертвы, в конце концов они вынуждены были, пожав плечами, отступиться.