Избранное (Петрович) - страница 167

Но скоро хмельной угар миновал. С первым эшелоном раненых, с первыми вестями о кровавых боях под Шабацем и на Аде Циганлии город отрезвел. Раны, кровь, частые смерти; госпитали со своим миром внутри и вокруг себя. Но и тогда еще никто не вспомнил бабу Мацу. Только когда привезли первых сербских раненых в изрешеченных пулями, задубевших от крови, славных шинелях с Куманова, только когда они стали умирать, шепча в бреду названия далеких моравских деревушек, в госпитале появилась баба Маца, посланная туда, должно быть, кем-то из дам, патронесс благотворительного общества. Ибо сербские женщины, в первые же дни по прибытии раненых устремившиеся с подношениями в «сербский зал» католической монастырской больницы, сейчас же навлекли на себя подозрение и были немедленно отозваны мужьями и отцами. Баба Маца между тем ни в ком не вызывала подозрений и свободно ходила от постели к постели. Ей не нужно было смотреть на головной убор или униформу, не нужно было ничего ни у кого спрашивать, она по глазам — даже и закрытым — узнавала в раненом воине серба. И наши горемыки сразу узнавали в ней свою. Понимая их без слов, она вскоре стала для них незаменимой, и они, не сговариваясь, называли ее матерью.

С тех пор баба Маца не возвращалась на свой хутор. Занятая по горло и уже не в состоянии справиться со всем сама, она обходила сербские дома и давала поручения всем подряд сербским женщинам. Она знала всех без исключения сербских раненых, помнила их имена, откуда они родом, из какой общины, знала обстоятельства их жизни и все их нужды. И раванградские сербы с нетерпением ждали ежедневного прихода бабы Мацы, чтобы получить сводку о состоянии здоровья раненых и о фантастических новостях, принесенных вновь прибывшими: «Не унывайте, братья, сербское войско собирается на одной, не знаю, какой, горе и там задержит неприятеля и разобьет!» Тут же давалось новое задание, — приготовить к завтрашнему дню три рубахи, табак, сто крон, а не то куриный гуляш и сладкие пироги — у Станоя из Пожареваца «слава»[33], или господину доктору написать за Михайло из Добрича открытку его Милии. А уж она постарается сама доставить эту открытку господину судье на цензуру. Баба Маца сумела войти в контакт и с этим полуотступником и заставила его работать на себя. Она научилась использовать все связи и лазейки. Вся ее жизнь была теперь поставлена на службу раненым сербам. На других больных и умирающих гражданского сословия у нее совсем не оставалось времени. Но все сербское население города, подавленное, угнетенное, терзающееся страхом за исход войны, безропотно подчинялось приказам бабы Мацы и черпало в ней надежду и утешение.