Ночи стояли прохладные, как всегда летом на равнине. На стерне уже зацвел чистец, временами пахнувший очень сильно. Это совершенно особый запах, и чувствуется он только тогда, когда цветов много. Так бывает весной с вербами, с цветущим хлебом и с виноградниками. Отдельный цветок или гроздь не пахнут вовсе, а в массе испускают запах, от которого грудь распирает. Можно себе представить, как противно и ядовито пахнет поле тубероз, когда даже аромат розовых полей в Болгарии, говорят, вызывает головную боль, а в Македонии от цветущего мака люди и животные впадают в тупой сон!
Временами в голову ему приходила сумасшедшая мысль, что, если собрать в одно место все зерно земного шара? Получилась бы гигантская гора, а он бы подошел и зачерпнул одну горсть. Если бы соединить воедино все сущее — и воды, и скалы, и планеты, и людей, увидеть бы все это единым махом, а потом отделить одно-единственное, только тебе принадлежащее существо, заключить его в объятия, поцеловать и закрыть глаза. Он и сам не мог понять — одно это желание или два? При мысли о просторах или больших скоплениях чего-либо ему всегда становилось больно от сознания, что он одинок, что рядом с ним нет женщины. Одной-единственной из миллионов женщин, живущих на свете.
Душко вышел на стерню и остановился, прислушиваясь, как овцы где-то неподалеку щиплют невидимую траву. Их запах, такой противный в избе, куда чабан вносит его вместе со своим тулупом, здесь, на равнине, когда ветер приносит его легкими порывами вместе с дымом и звоном колокольчика барана-вожака, кажется приятным и естественным, и в то же время разжигает в глубине души тоску и страсть. В темноте мимо прошел парень. Душан узнал его и почему-то не спеша направился за ним следом. Парень шел прямо к забору Йосимова дома. Душан обошел вокруг дома и остановился неподалеку. Прислонясь к забору и поставив на землю ведро, стояла Мица и, скрестив ноги, вертела босой ступней, не спуская с нее глаз. Парень, работник одного из окрестных хуторян, положил на забор руку, совсем рядом с головой Мицы.
— Лопни мои глаза! — клялся парень, стараясь ее в чем-то убедить.
— Да уж точно, если бы бог услышал вас, все парни давно бы ходили кривые!
— Не люб я тебе, вот ты надо мной и смеешься, — вздохнул он.
— А раз так, зачем зовешь, разговоры разговариваешь? — резко ответила она, хватаясь за ведро.
— Мица, — глухо вскрикнул парень и положил на забор и вторую руку, оказавшуюся совсем рядом с ее лицом. Чувствовалось, как у него дрожат и руки и ноги. Но, держа ее, как в ловушке, он не приближался к ней, не касался даже краешка ее платья.