— Ночью выйдешь опять!
— Я боюсь!
— Приходи! Прокрадись, когда все заснут, и прямо в мою комнату. Не бойся!
— Боюсь!
— Что?! Придешь, и все! — Он даже зубами скрипнул.
С умоляющим видом, опустив глаза и словно извиняясь, она повторяла: «Боюсь!»
В голове Душана один за другим мелькали планы, дерзкие и неосуществимые. Но ни разу ему не пришло в голову вытащить Мицу куда-нибудь в город или попросить вызвать ее кого-нибудь из прислуги. Он точно уперся и решил победить ее здесь, в доме, здесь или нигде.
К концу недели он до того упал духом, что хотел поговорить с ее отцом, похвалить Мицу и уговорить оставить ее в городе.
Гости со своими надоевшими поздравлениями, комплиментами и прожорливостью наскучили ему ужасно. Он должен был все время быть с ними, а угощение подавала Катика, так как Мица не желала переодеваться в городское платье, да и не умела прислуживать за столом. За весь день он ее ни разу не увидел.
К вечеру все развеселились. Он тоже перестал дуться. Ему пришлось от имени отца отвечать на тосты, и под конец он совсем развеселился. Стал напропалую острить, хохотать, развлекать гостей, бегать по комнатам, так что вскоре вся прислуга собралась на лестнице полюбоваться на молодого хозяина. Заметив слуг, он приказал цыганам играть коло и, обняв за талию Мицу, повел по двору хоровод.
Мица двигалась, как во сне.
Когда танец кончился, старый хозяин с террасы крикнул слугам:
— А ну, все спать, завтра работы много!
Наверху пир продолжался, через двери и окна наружу вырывались шум, говор, табачный дым. В комнатах было душно и жарко, каждую минуту кто-нибудь из гостей выскакивал на улицу освежить лоб холодным воздухом туманной осенней ночи. Некоторые потихоньку уходили домой, пока Душан не вышел и не запер изнутри калитку, спрятав ключ. Возвращаясь в дом, он решил пройтись по саду. Его остановил какой-то шорох. Кто-то затаился в тени колодца. Сердце у него бешено забилось, он на цыпочках подкрался к колодцу, схватил Мицу в объятья и понес к себе в комнату. Она не пошевельнулась, не проронила ни звука.
…Через три дня приехал Йосим, чтобы забрать дочь обратно на хутор. Мица вышла к нему, одетая в черное шелковое платье Каты, в белом фартучке и в наколке на голове. Старый крестьянин оторопел.
— Ишь вырядилась! Ну ладно, переодевайся, кончай свой маскарад, — сказал он сердито.
Все вокруг хохотали, наблюдая за ним.
— Оставьте девочку у нас, пусть научится порядку, кормить свиней она и так сумеет, коли придется, — вступилась за Мицу сама барыня, жена старика Пакашского.
— Правда, папа, я хочу учиться шить, мне все советуют! — решительно заявила Мица.