— У меня нет никаких секретов. Но у меня достаточно оснований, чтобы задержать Берена. Он не раз грозился убить Ласцио, это слышали полдюжины людей. По моим предположениям, он рассчитал, что убийцы обычно не объявляют во всеуслышание о своих намерениях, но он явно переиграл. Сегодня утром я еще раз всех тщательно допросил, особенно Берена и Вукчича. И Вукчича я исключил. Я собрал разнообразные показания. Но не отрицаю, что самый убедительный довод я получил, воспользовавшись вашей идеей. Я сравнил их списки с тем, что был найден в кармане Ласцио. Никто, кроме Берена, не сделал больше двух ошибок. — Он вынул из кармана бумажки и выбрал одну. — Списки пятерых, включая Вукчича, полностью соответствуют контрольному. Четверо, и вы в том числе, сделали по две ошибки, причем одинаковые. — Он сунул бумажки обратно в карман и наклонился к Вулфу. — Берен угадал только дважды! Семь ошибок!
Вулф медленно закрыл глаза. Несколько минут спустя он проговорил:
— Абсурд! Чепуха!
— Именно, — подчеркнуто согласился Толмен. — Просто невероятно, что в тесте, где все дали девяносто процентов правильных ответов, Берен набрал лишь двадцать два. Это возможно лишь в двух случаях: или он был выбит из колеи убийством, которое только что совершил либо собирался совершить, или он как раз убивал, и на пробу у него не осталось времени. Список он заполнил наугад. Я считаю это абсолютно убедительным и уверен, что суд посчитает так же. И я хочу сказать, что чрезвычайно благодарен вам за эту идею. Это было чертовски умно, и придумали это вы.
— Благодарю. А у Берена вы не попросили объяснений?
— Попросил. Он изобразил изумление. Объяснить ничего не смог.
— Вы сказали «абсолютно убедительно». Это слишком сильно. Возможны другие варианты. Список Берена могли подменить.
— Это тот самый список, который он собственноручно отдал Сервану, там есть его подпись. Серван все время держал его при себе. Вы подозреваете Сервана?
— Я никого не подозреваю. Блюда и карточки могли быть переставлены.
— Только не карточки. Берен сам сказал, что они шли по порядку, когда он пробовал. А что до блюд, то кто же сделал это и кто опять переставил их, когда Берен вышел?
После продолжительного молчания Вулф уверенно произнес:
— Действительно чушь.
— Конечно. — Толмен еще больше наклонился вперед. — Слушайте, Вулф, я всего лишь окружной прокурор, мне надо делать карьеру, и я знаю, что такое успешное расследование подобного сенсационного дела. Но вы ошибаетесь, если думаете, что мне доставляет удовольствие арест Берена. Вовсе нет. Я… — Он запнулся. — Я… Ну, в общем, удовольствия мне это не доставляет. По некоторым причинам это был самый тяжелый поступок в моей жизни. Но разрешите задать вам вопрос. Рассмотрим ряд бесспорных фактов: во-первых, Берен сделал семь ошибок в списке, который сам заполнил и подписал; во-вторых, блюда и карточки с номерами стояли, когда он пробовал, в том же порядке, что и тогда, когда пробовали другие; в-третьих, не обнаружено ничего, что заставляло бы сомневаться в этом. Предположим, в-четвертых, что вы приняли присягу как окружной прокурор. Так ответьте: арестовали бы вы Берена и постарались бы добиться его осуждения?