Слишком много поваров (Стаут) - страница 80

Снова молчание. Оно было прервано громким хрюканьем все из того же угла. На сей раз за ним последовали слова: «Скажи им, босс!» Полдюжины черных голов дернулись в ту сторону. Кребтри с отвращением сказал:

— Ты проклятый спившийся дурак, Бони! — и извинился перед Вулфом: — Этот малый просто плохой шут. Да, сэр. А что касается ваших слов, то нам всем жаль, что вам кажется, будто кто-то из нас лжет. Вас плохо информировали.

— Нет. Я должен возразить вам. У меня хорошая информация.

— Могу я спросить, кто заглянул в дверь и увидел все это? — осведомился Моултон своим шелковым голосом.

— Нет. Я сказал вам, что видели, и я знаю: действительно видели. — Глаза Вулфа хлестнули по лицам. — Оставьте мысль оспорить мою информацию. Те, кто ничего не знает, все равно ни при чем. Те, кто знает, знают и то, что сведения я получил от очевидца. В противном случае откуда бы я, например, знал, что человек у ширмы прижимал палец к губам? Нет, джентльмены, ситуация проста: я знаю, что по крайней мере один из вас солгал, и он знает, что я это знаю. Неужели нельзя разрешить простую ситуацию простым способом и покончить с ней? Давайте попробуем. Мистер Моултон, это вы выглядывали из двери — из двери, соединяющей столовую и буфетную?

Старший официант медленно покачал головой:

— Нет, сэр.

— Мистер Грант, вы?

— Нет, сэр.

— Мистер Уиппл, вы?

— Нет, сэр.

Он опросил всех по порядку и набрал четырнадцать отрицательных ответов из четырнадцати возможных. Исчерпав список, он налил в стакан пиво и насупился на пену. Все молчали, никто не двигался. Наконец, так и не выпив свое пиво, он откинулся на спинку и терпеливо вздохнул. Почти шепотом подвел итог:

— Я боялся, что мы пробудем здесь бо́льшую часть ночи. Эти свои опасения я высказал вам. Я также говорил, что не собираюсь прибегать к угрозам. Но ваше единодушное отрицание превратило простую ситуацию в сложную. Это следует вам разъяснить. Во-первых, повторяю, вы упорствуете в отрицании. В таком случае единственное, что я могу сделать, — это обратиться к властям и позволить им допросить человека, который заглянул в столовую с террасы. Они, как и я, убедятся в верности информации и примутся за вас, джентльмены. Они будут убеждены, что один из вас видел человека у ширмы. Я не берусь гадать, что именно они предпримут, но положение создастся такое, что я выйду из игры. — Вулф снова вздохнул и оглядел лица. — Теперь представим, что, кто бы это ни был, он оставит свое запирательство и скажет мне правду. Что же произойдет? Точно так же рано или поздно вам придется столкнуться с местными властями, но совсем при других обстоятельствах. А теперь я обращаюсь к одному из вас, и вы, в отличие от меня, знаете к кому. Не вижу, какой вред это может причинить, если я скажу мистеру Толмену и шерифу, что вы пришли ко мне по моей просьбе и добровольно дали показания. Лицо, от которого я получил эти данные, не будет замешано во всем этом, но вы можете быть уверены, что в случае необходимости я представлю это лицо. Конечно, им не понравится, что при первоначальном допросе вы утаили такие важные факты, но, полагаю, я сумею это уладить. Никто из остальных не будет замешан. А теперь, — Вулф снова внимательно оглядел сидящих, — теперь мы подходим к самой трудной части. Кто бы вы ни были, я понимаю, почему вы молчите, и сочувствую вам. Вы заглянули в дверь, без сомнения, потому, что услышали шум и увидели человека вашего цвета кожи, стоявшего возле ширмы, а меньше чем через сорок минут, узнав, что мистер Ласцио убит, поняли, что это сделал он. По крайней мере, сильно подозревали это. Вы только увидели, что это чернокожий, вы, вероятно, узнали его, потому что он был в униформе Канова-Спа, а следовательно, служащий, и он стоял прямо лицом к вам. Это ставит перед нами новые трудности. Если это близкий вам человек, я думаю, вы будете продолжать отрицать все, что бы я или шериф вам ни говорили. В этом случае ваши коллеги разделят с вами множество неприятностей, и помочь этому нельзя. Но если он не близок вам и вы отказываетесь указать на него только потому, что он ваш сослуживец, или, еще вероятнее, потому, что он вашего цвета кожи, мне бы хотелось сделать ряд замечаний. Во-первых, сослуживец. Это чепуха. Века тому назад было доказано, что убить человека очень легко и, следовательно, люди должны защищать друг друга. Но если я защищаю вас, вы должны помочь защитить меня, нравлюсь я вам или нет. Если вы не выполняете своей роли, вы нарушаете соглашение и становитесь, таким образом, вне закона. Но убийца был, как и вы, чернокожий. Согласен, это делает ситуацию щекотливой. Соглашения человеческого общества касаются не только убийств, но и тысячи других вещей. Совершенно очевидно, что в Америке — не говоря о других странах — белые лишили черных некоторых преимуществ этого соглашения. Можно еще сказать, что это лишение преимуществ распространяется в некоторых случаях даже до убийства — например, в некоторых районах нашей страны белый может убить черного если не совершенно безнаказанно, то по крайней мере с большими шансами избежать положенной законом кары. Это плохо. Это прискорбно, и я не обвиняю чернокожих, что они отрицают правильность этого. Но когда вы сталкиваетесь с фактом, а не с теорией, что вы можете предложить, чтобы изменить это? Я говорю это вам, тому, кто видел человека у ширмы. Если вы покрываете его потому, что он дорог вам или по любой другой личной причине, мне нечего сказать, так как я не люблю бесполезных разговоров, и вам придется выдержать поединок с шерифом. Но если вы покрываете его потому, что он черный, можно сказать многое. Вы этим только упрочиваете ту несправедливость, против которой сами по праву выступаете. Идеальное соглашение между людьми — это такое, в каком различия расы, цвета кожи или религии совершенно не имеют значения. Любой, поддерживающий эти различия, выступает, таким образом, против идеала, а вы, конечно, поддерживаете его. Если в деле об убийстве вы в своих действиях руководствуетесь цветом лица убийцы, не важно, какой он: белый, черный или ярко-розовый…