Я сказал:
– Уходи.
Призрак Отца сказал: «Ты дурак, Филип. Ты дурак».
Я сказал:
– Уходи.
Призрак Отца сказал: «Я должен отдохнуть. Я не могу страдать вечно».
Я сказал:
– Уходи.
Я увидел, как глаза Дяди Алана дрожат и двигаются, как яйца динозавров, когда маленькие динозавры вот-вот вылупятся, и я подумал, что он сейчас проснётся, но нет. Его рука дёрнулась, поэтому я отпустил её. Потом Призрак Отца вышел из моей головы и вошёл в аппарат, прошёл по проводам в пузырьке воздуха, словно он был Проводником перемен, и экран выдал звуковой сигнал, пик-пик-пик-пик-пик-пииипииииииииииииииии.
Я позвал:
– Мам!
Мама и длинный белый доктор вошли, доктор посмотрел на экран и затем выкрикнул в открытую дверь быстрым больничным языком, позвав людей.
Мама спрашивала:
– Что происходит? Что происходит? В чём дело?
Доктор подошёл к аппаратам, а потом вошли другие люди, и доктор сказал:
– Миссис Нобл, подождите снаружи, вы оба, ждите снаружи.
Пиииииииииииииииииииииииииииииииииии.
Мы с Мамой вышли из комнаты. Мама ходила взад и вперёд, взад и вперёд, и мы видели его в стекле аквариума, когда они приложили к нему металлические штуки, пытаясь запустить его, как двигатель, и Мама сказала:
– О Боже, о, пожалуйста! Боже, о Боже, о, пожалуйста, пожалуйста, о Боже!
Но Бог ничего не сказал.
– Мам, – сказал я.
Мама сказала:
– О Боже, о, пожалуйста.
– Мам, – сказал я.
Мама сказала:
– О-о. О-о. О-о.
Я сказал:
– Мам, давай сядем, давай, Мам.
Я держал её холодную руку. Мы подошли к стульям. Теперь там никого не было, кроме птицы за окном. Мы сели. Мамины розовые ногти впились мне в кожу. Я помолился про себя, а после молитвы я пожалел, что я не Римлянин, потому что у них было много Богов, и они могли продолжать молиться, пока не найдётся Бог, который мог бы помочь.
Птица поворачивает голову рывком, как динозавр, и я думаю, что она смотрит на меня своими немигающими глазами, и она улетает в небо, слишком тёмное, чтобы разглядеть её там, и ногти впиваются мне в руку, а я ничего не делаю, просто продолжаю вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать.