Зубы впились в шею калеке, его лицо исказилось, и он завалился на бок, все еще сжимая винтовку. Попытался сбросить тварь с себя, но та, отпрянув на мгновение, накинулась на него вновь. Замотала головой, разрывая в бахрому рану на шее, и глухой заклокотал, закатив глаза.
Солдат сделал шаг к ней, но ноги не держали. Он опять упал. Под маской хлюпало. Приподнявшись на локте, он увидел Прошку. Придавленный своим адъютантом и упырихой, тот одной рукой махал Солдату, а второй сжимал рукоять гранаты. Солдат успел откатиться на пару шагов, не дальше. Громыхнуло, и свет фонарей заполнился дымом, пылью и взвесью.
Взрывной волной Попа вдавило в стену, а Поэта, не успевшего даже удивиться, бросило на него. Вспыхнуло огнем в животе, а через секунду оба они повалились наземь. Поп тут же спихнул Поэта, тот пополз в сторону, кашляя и отплевываясь. Под ребрами наливался болью горячий шар. Поп скривился, но не стал даже смотреть. Он знал, что увидит там торчащую из его тела рукоять финки.
Поэт поднялся на четвереньки, растерянно мотая головой.
– Слышь, юродивый! – позвал его Поп.
Поэт перевел на него осоловелый взгляд.
– Колья у Солдата! Быстрее, пока блудница вавилонская не очухалась!
Но тот не понимал, лишь тряс кучерявой башкой и вращал вытаращенными буркалами. Поп даже засмеялся, когда возникший в клубах пыли Анархист невозмутимо пнул Поэта в голову и тот, ойкнув, опрокинулся навзничь.
– У меня еще есть колья! – заорал Анархист, и Поп увидел, что из ушей у него бежит кровь. – Где эта гнида?
Поп показал, и Анархист снова исчез в пыли.
Солдат уже не мог подняться. Он лежал и смотрел, как встают на место вывороченные взрывом суставы упырихи. Как сам по себе выпрямляется изломанный позвоночник. Как втягиваются в рваную дыру в брюхе ее внутренности. Красная Дама сверлила Солдата жадным взглядом, и язык ее, серый, как весь этот дом призрения с полумертвыми обитателями, как весь этот чертов город, скользил по кончикам зубов. Она довольно заурчала, увидев кровь, сочащуюся из-под его маски.
А потом ей на грудь опустился тяжелый подкованный сапог. Глаза Красной Дамы округлились, она распахнула пасть. Дернулась рука, но несросшиеся жилы на локте не смогли поднять предплечье. Анархист склонился над упырихой и проорал в оскаленную морду:
– Не шевелись, дура!
Одним отработанным движением он вогнал кол ей в грудь, добил его киянкой и радостно, по-детски засмеялся, отступая от извивающегося на полу чудовища. Огляделся, проковылял в сторону, поднял свою трехлинейку. Упыриха завизжала, и ее голос пронзил уши Солдата раскаленной проволокой. Однако Анархист даже не поморщился. Передернул затвор, прицелился, слегка пошатываясь, и всадил пулю прямо в распахнутую пасть.