– В таком случае укладывайся скорее.
– Зачем?
– Потому что мы уезжаем, глупенький. Больше ждать нечего. Мистер Данн заплатил за гостиницу – и правильно сделал: его газета заработала на нас немалые денежки. Пароход отходит в семь часов из Холихеда.
– Я не могу оставить его, Элла.
Она посмотрела на него – сначала с удивлением, затем с ужасом.
– В жизни не слышала о такой нелепице. Тебе он не нужен, и ты ему тоже. Он, как только вышел из суда, тут же отправился в какой-нибудь кабак. Пусть там и сидит. А когда он вернется, нас уже здесь не будет…
Пол покачал головой:
– Я не поеду.
Кровь бросилась ей в голову. В глазах загорелся мрачный огонек.
– Если ты отказываешься ехать, Пол, предупреждаю: ты об этом пожалеешь. Я многое терпела из-за нашей любви. Но больше терпеть не намерена…
Она все еще продолжала корить его, когда дверь отворилась. В комнату вошли мистер Флеминг и мать Пола, оба в дорожном платье. Священник посмотрел сначала на Пола, затем на дочь.
– Что случилось? – спросил он.
– О, ты и представить себе не можешь, что! – воскликнула Элла. – После всего, что мы для него здесь сделали, у Пола хватило наглости заявить, что он не поедет с нами.
Во взгляде Флеминга отразилось смущение. В последние недели он немало выстрадал, непрестанно борясь с собой. Он надеялся возродить Мэтри к жизни, но, несмотря на все его усилия, несмотря на все его молитвы, из этого ничего не вышло. Теперь неудача угнетала его, подрывала основы его веры. И вдобавок еще этот разлад между дочерью и Полом. Взволнованный и смущенный, он с трудом произнес несколько избитых фраз, которые всегда ненавидел:
– А не кажется ли тебе, что ты и так уже достаточно сделал, мой мальчик? Ты потрудился столь… столь благородно.
– Да, Пол, – тихим голосом взмолилась мать. – Ты должен поехать с нами.
– В конце концов, с моральной точки зрения ты вовсе не обязан оставаться. – Флеминг подумал и снова пошел на компромисс: – А впрочем… мы ведь едем сейчас, но ты можешь приехать и позже.
– Если он не поедет сейчас, – вмешалась Элла, – то горько об этом пожалеет.
– Помолчи, Элла! – не без досады осадил ее Флеминг. – Неужели нет предела твоему эгоизму?
Но она залилась злыми слезами, и остановить ее было уже невозможно.
– Для меня это, во всяком случае, конец. Значит, этот злобный старикашка ему дороже, чем я. В жизни больше слова ему не скажу.
Бледный и хмурый Флеминг попытался собраться с мыслями и урезонить дочь. Но тщетно.
Глубоко уязвленная Элла была не в состоянии внять его словам. А мать Пола была так сражена всем пережитым, что где уж ей было прийти к нему на помощь. Она жаждала одного: поскорее отсюда убраться.