– Не хочешь ли пообедать, приятель?
Пол обернулся. На соседней койке, опираясь на локоть, полулежал маленький человечек с забавной морщинистой физиономией; перед ним стояли два замызганных бумажных пакета. Одет он был в обтрепанное пальто, грязные прохудившиеся парусиновые туфли, из которых торчали лоскуты бурой оберточной бумаги и какого-то тряпья, да еще на шее был повязан клетчатый шарф. Его маленькие, блестящие, как бусинки, глаза впились в Пола, а костлявые пальцы, быстро сунувшись в один пакет, вытаскивали оттуда «чинарик», разминали его и тут же ссыпали табачную крошку в другой – сноровку в этом деле он проявлял исключительную.
– Я, приятель, могу состряпать обед на двоих, если, конечно, у тебя найдется, из чего стряпать.
– Очень сожалею, – отвечал Пол, – но я немного перекусил, прежде чем прийти сюда.
– Эх, и счастливчик же ты, приятель! Я лично мог бы сожрать быка, – добавил он, осклабившись, – с рогами и всем прочим.
Покончив со своим занятием, он завязал уже полный пакет и бережно убрал его под рубашку, а из остатков скрутил папиросу и заложил ее за ухо. Затем он встал, маленький, юркий, окинул Пола понимающим взглядом, кивнул в сторону надписи «Курить запрещается» и весело проследовал в отхожее место. Когда он опять улегся, Пол повернулся к нему:
– Я ищу Касла. Вы, случайно, не знаете такого?
– Чарли Касла? Конечно, его все знают.
– Где мне его найти?
– Сейчас его нет в городе. Уехал, верно, по делам. Вернется через несколько деньков. Если опять не влипнет. Погоди, я тебе свистну, когда он объявится. – Он многозначительно помолчал. – Ты знаешь, кто он есть?
– Нет, – отрицательно покачал головой Пол.
– Ну так узнаешь, приятель, – нервно расхохотался его сосед.
– Скажите мне… – начал Пол.
– Отчего же не сказать. – Маленький человек пожал плечами. – Прожженная бестия, пробы ставить некуда… И на скачках мухлюет, и на бегах… а в свободное время скупает краденое. Много лет просидел в тюрьме. За грабежи, за насилие и за другие хорошие дела… Сейчас его после отсидки выпустили на поруки. Можно сказать, кадровый каторжник. Он когда-то был человек самостоятельный, ну а теперь скатился на самое дно.
– Понимаю, – сказал Пол. – А в какой тюрьме он сидел?
– В Стоунхисе.
У Пола перехватило дыхание.
Меж тем шум в спальном помещении все возрастал – крики, ругань, взрывы хохота. Кто-то заиграл на губной гармошке. Относительная тишина водворилась лишь около полуночи. Пол уснул беспокойным сном.
В шесть часов утра происходила побудка. Делалось это очень просто: один из канатов отвязывали, и парусиновые койки сами собой падали. Тех, кто продолжал спать, свалившись на пол, живо приводил в чувство сапог хозяина. Когда их всех спровадили на улицу, в холодную мглу раннего утра, ночной сосед, не отстававший от Пола, указал ему на близлежащую закусочную. Стоя в очереди, он притопывал ногами в драных теннисных туфлях, поплевывал на красные руки, и с его лица не сходило комическое выражение ожидания.