– Они часто отказываются от наших услуг и просто расклеивают афиши. Ладно, попытаем счастья на вокзале.
Они вдвоем отправились на вокзал и в течение двух дней украдкой от носильщиков, не допускавших такого нарушения своих прав, носили багаж пассажиров. Гроши, полученные на чай, помогли Полу продержаться до субботы. Вечером этого дня, когда они входили в ночлежку, Джерри вдруг остановился и показал ему на какого-то человека – высокого, мускулистого, лет так сорока, с бледным, узким лицом, маленькими глазами и небритым подбородком. Он был в коричневом костюме и котелке; темный длинный шарф болтался у него на шее.
– А вот, приятель, изволь! – воскликнул Джерри, впрочем понизив голос. – Это Касл… Да смотри не больно-то ему доверяйся.
В тот же вечер в маленькой комнатке с окном во двор, снятой Каслом на соседней улице, Пол встретился с тем, кого так страстно ждал. Джерри оказался прав. Этот человек был образован и несомненно умен. В его внешности было что-то от юриста – длинная тощая физиономия клерка, мертвые глаза с желтоватыми белками, холодный взгляд человека, составившего на своем веку немало хитроумных исков. Но кем бы он ни был или мог быть в свое время, теперь – это не подлежало сомнению – он опустился на самое дно.
– Вы хотите узнать обо мне, – заметил он, так внезапно прочитав мысли Пола, что тот вспыхнул. – Не надо. Я более не существую. – Его мертвые глаза ничего не выражали, но бледные губы сложились будто для презрительного вопроса. – Чего вы от меня хотите?
Снова молчание. Все еще ни слова не говоря и не сводя с него глаз, Пол протянул ему свернутый клочок бумаги, полученный от Прасти. Касл развернул его, небрежно пробежал глазами и с каким-то горьким безразличием отдал обратно:
– Так вот что привело вас сюда!
– Кто послал мне это письмо? Может быть… Может быть, мой отец?
Пауза, короткая, но насыщенная ожиданием.
– Что ж, это не исключено, – вяло ответил Касл.
– Значит, значит… вы его видели?
– Возможно.
– В Стоунхисе?
– Да, в этом проклятом месте… Наши камеры были рядом. Мы перестукивались по ночам… если его не отправляли в одиночку.
Пол прижал ладонь к своему пылающему лбу.
– Как он? – Этот вопрос прозвучал точно вздох.
– Плохо. – Касл вынул из кармана кисет, оторвал листик рисовой бумаги и одной рукой скрутил себе папиросу. – Хуже быть не может.
Как ни храбрился Пол, стон, похожий на рыдание, вырвался из его груди.
– Неужели вам нечего мне сказать? Неужели для меня нет даже проблеска надежды?
– Надежда не живет в Стоунхисе.
Сердце Пола стучало так, что уши его полнились звоном, похоронным звоном. Нет, должно же что-то таиться за непостижимой, зловещей необщительностью этого человека. Он кусал губы до боли.