У него была грубая кожа, сухая, шелушащаяся, в шрамах. Я разгладила ее кончиками пальцев, потерла рукой, чтобы согреть. Шрамы ощущались под моей рукой как мелкие камушки, вытащенные со дна пруда.
Я сдвинула очки на кончик носа.
– Ну-ка, посмотрим, – сказала я, сначала уставившись ему в глаза, которые из диких становились спокойными и заинтересованными, и лишь потом на ладонь.
Да, вот она – линия жизни. Она вилась, прерывалась, начиналась снова и прерывалась во второй раз.
– Ваша жизнь была нелегкой, – сказала я.
Юноша фыркнул и пожал плечами.
– Но будущее сулит добрые обещания. У вас сильна линия любви. Видите, вот? – Я провела по ней указательным пальцем, чувствуя биение его пульса.
Я хотела сказать этому человеку, что величайшие труды в поэзии, которые и делают из нас поэтов, – это истории, которые мы рассказываем о себе. Мы создаем их из нашей семьи, крови, своих друзей, любви и ненависти, из того, что мы прочитали, видели и наблюдали. Жажда и сожаление, болезнь, сломанные кости, разбитые сердца, достижения, полученные и потраченные деньги, видения и гадания по руке. Мы рассказываем эти истории, покуда верим в них и верим в себя, и это самая мощная вещь на свете.
Но прежде чем я успела начать, он наклонился вперед, чуть не коснувшись моей головы своей. – Правда? – спросил он. – Сильная линия любви? Вы ее видите?
Я выпрямилась. В его лице я увидела очень слабое, легчайшее трепетание надежды.
– О да, – сказала я. – Вижу.
До встречи с Луной Джо прожил в Майами четырнадцать месяцев. Потом он вспоминал эти дни, как череду испытаний, типа – зачарованный рыцарь должен сперва украсть коня, или победить толпу чудовищ, или соткать за день сто тюков полотна, чтобы король согласился отдать дочь за него замуж. Это было именно то, что делал Джо все дни до того, как встретил Луну: проходил испытания.
В тот день, когда он впервые увидел Луну Эрнандес, Джо рано вышел с работы. Он шел с единственной целью – преодолеть как можно большее расстояние между офисом и своей выпивкой. День не был каким-то особенно плохим; ему просто надо было выдохнуть. От ощущения зубовного скрежета, от выступающего на лбу пота, от гудения в голове, от постоянной болтовни. Снаружи на тротуарах было полно народу, из какой-то машины доносилась громкая музыка, и ритмичное звучание басов, казалось, било Джо четко между бровей. Иногда Джо тосковал по Нью-Йорку с силой, которая раньше ассоциировалась у него только с сексом, но сегодня он поднял взгляд к небу Майами, к солнцу Майами. Они казались привычными и милыми. Почти как дома.