– Вы из полиции?
– Нет. Я просто… Просто знакомая. – Рене выдавила улыбку, и эта мелкая ложь уничтожила ее решительность, и вся уверенность куда-то исчезла. Она попыталась расслабить плечи и излучать благожелательность, которая точно была бы у подруги Луны Эрнандес. Должны же у нее быть друзья, у этой неизвестной женщины, бросившей Джо одного; у нее, наверное, даже семья есть. Встречались ли они с Джо? Знают ли, что он умер? У Рене встал комок в горле, она не могла сглотнуть, не могла вымолвить ни слова. Она опустила глаза, сделав вид, что ищет что-то в сумочке, чтобы спрятать от бармена лицо.
– Ладно, – сказал бармен, кашлянув. – Одну минутку. – Он прошел вдоль бара взглянуть на двоих мужчин, которые пили красное вино и помотали ему головой: нет, спасибо, ничего не нужно, и куда-то исчез.
* * *
Дима прошел через вращающуюся хромовую дверь на кухню, где только начиналась возня подготовки ко времени ужина. Поваренок резал в углу красные перцы, шумела посудомойка. Сушеф Хорхе возился с упаковками и ящиками продуктов, сложенными в узком пространстве между входом в холодильную камеру и служебным выходом.
– Ты видел Луну? – спросил у него Дима.
– Пока нет. – Хорхе поглядел на него долгим взглядом. – Полиция?
Все на кухне знали о детективах, которые забрали Луну, хотя их видел только Родриго. Родриго, которого все терпеть не могли за то, что он обращался с персоналом с жесткой эффективностью, отказывался нанять больше официантов или поменять распределение столиков более разумным и честным образом. Он разбавлял содержимое бутылок, подторговывал по субботам маленькими пакетиками кокаина в мужском туалете и никогда ни с кем не делился. Все жалели, что их не было в тот день, чтобы помочь Луне. Они знали о полиции, как себя вести, от чего отказываться. Мне нужен адвокат. Это могли сказать все, даже на самом плохом английском. Если бы там был кто-то из них, – ну, кроме Родриго, – они смогли бы помочь Луне. Их Луне, красивой и грустной, которая оставалась после смены, которая ела и пила с ними. Они видели, как она выросла из шестнадцатилетней девочки, мечтающей о колледже, в нынешнюю, двадцатипятилетнюю, и как у нее над глазами при улыбке появились первые морщинки. В ту ужасную ночь, когда Луна, вся дрожа, вернулась из полицейского участка, Хорхе дал ей тарелку пасты и чашку горячего чаю; Дима взял на себя весь бар на тот час, что ей понадобился, чтобы прийти в себя.
Родриго появился из зала с разделочной доской в одной руке и стеблем сельдерея в другой. Он что-то жевал.
– Иди отсюда, Дима, – сказал он. – Что тебе тут надо? – По его лбу стекала тонкая струйка пота, и он бросил доску, чтобы махнуть на Диму рукой.