– Привет, Скиннеры! – Это был Натан, держащий два стаканчика с кофе, а из кармана его рубашки торчал сладкий батончик. Луис подскочил, моргнул и зевнул, одновременно потянувшись всем телом. Натан поставил один стаканчик на столик возле Кэролайн, и она благодарно взглянула на него.
– Нони, рад тебя видеть, – сказал Натан, подходя обнять нашу мать.
Их отношения с Натаном теперь были лучше, чем во времена их долгого брака с Кэролайн. Теперь Нони уважала его как ученого, преподавателя, отца и не считала человеком, который отнял у Кэролайн все те возможности, которые она могла бы использовать, если бы не дом, дети, его карьера и чертовы лягушки. Теперь Натан был просто профессор Даффи, интеллигентный белый человек среднего возраста с выступающим животиком и седеющими на висках волосами. Почти как сын.
Я размышляла обо всем этом – Натан, мои бесстрашные племянницы, матери и сыновья, – когда в дверь палаты вошел Джонатан. Никто из нас не видел его и не разговаривал с ним во время беременности Рене. Он где-то путешествовал всю зиму, время от времени присылая имейлы, содержащие отдаленные детали его жизни и пунктирные вопросы о жизни Рене. «Он никогда не упоминал ни ребенка, – рассказывала мне Рене, – ни свое грядущее отцовство».
Теперь, стоя в дверях, Джонатан выглядел глуповатым, потрепанным и старым. Старше, чем я его помнила, волосы у него на макушке так поредели, что бледная кожа отражала свет желтой больничной лампы.
– Рене, – произнес он, заикаясь.
Рене моргнула раз, другой. Никто из нас не произнес ни слова.
– Это?.. – Он подошел к колыбельке. – Можно?.. – Ожидая ответа, он посмотрел на Нони, словно она, семейный матриарх, отвечала тут за всех детей.
Но ответила ему Рене:
– Да, ты можешь взять его на руки. Я назвала его Джона.
Джонатан осторожно поднял спящего малыша и неловко держал его, словно футбольный мяч или буханку хлеба. Джона завозился и наморщился, находясь где-то между сном и плачем.
– Ближе к груди, – велела Рене. – И подставь сгиб локтя ему под голову.
Джонатан исполнил ее указания. А потом начал тихо, медленно покачиваться туда-сюда, успокоительным, повторяющимся движением и в этот момент стал похож на любого новоиспеченного отца. Ребенок затих, успокоился у него на руках и издавал тихие довольные звуки.
– Вот так, – сказала Рене.
Я знала, что не будет никаких эмоциональных, пафосных речей, особенно при всех нас. И Рене, и Джонатан были слишком формальными и закрытыми для такого рода представлений. Но я почувствовала. Она наблюдала за ним. Он не смотрел на Рене, только на лицо спящего Джоны. Сонное, помятое личико своего новорожденного сына, Джоны Эллиса Эвери Скиннера.