— Он вызывает удивление, — возразил Резек с ледяным спокойствием. — Ты тянешь противника за собой при кабрировании, а потом, когда у него не выдерживают нервы и он отворачивает, ты совершаешь переворот — и он оказывается перед тобой как на ладони. Это старый прием. Признаю, что не каждый так может. Только это немного опасно. Не для тебя — для напарника.
— Я отказываюсь с тобой об этом говорить, — со злостью бросил майор.
Но Резек решил не отступать и продолжал:
— Прости, но дело здесь вот в чем. Наблюдаю-то за тобой не только я. Другие тоже видят. Иногда ты не выполняешь обычного летного задания, уклоняешься от него. А потом начинаешь злиться, придираться к офицерам и солдатам эскадрильи по пустякам. Гонза, послушай, я бы не говорил тебе всего этого, если бы не был твоим другом. Или же сказал бы об этом иначе. Тебе надо… немного измениться.
— «Измениться, измениться»! — повторил Хмелик раздраженно. — Что им всем не нравится? Могут же и у меня быть свои проблемы?.. Вера все время болеет, хочет на работу, но врачи не пускают. За дочками приходится ухаживать самому. Иногда даже в глазах темнеет — так у меня начинает болеть голова.
— Отчего? — спросил Резек, решив, что сейчас наконец-то все прояснится.
— От всего этого, — уклонился от ответа Хмелик. — А если тебе этого кажется мало, с радостью отдам тебе половину.
— Трудности не только у тебя.
— Это верно, но не забывай, что я несу ответственность за всю эскадрилью.
— Только ты? — спросил Резек и взял сигарету, чтобы успокоиться.
— Да, только я, — упрямо повторил Хмелик.
Резек не хотел, чтобы разговор развивался в этом направлении, это просто ни к чему не привело бы. Он посмотрел майору в лицо. Оно стало пепельного цвета. Покрасневшие глаза с отекшими веками говорили об усталости.
— Ты побледнел. Что с тобой, Гонза?
Хмелик как будто очнулся. Он потер руками лицо и страдальчески улыбнулся:
— Ничего, это все от забот. Не знаю, что мне с Верой делать. На работе ей было бы лучше. Все-таки среди людей. А то все сидит и думает, что с ней. А знаешь, как на меня это влияет?
Резек молча кивнул. Хмелик ускользнул от него куда-то туда, откуда его уже нельзя было вытащить никакими вопросами. Резек знал, что жена Хмелика тяжело больна, причем врачи никак не могли поставить точный диагноз ее болезни. Ему было действительно жаль командира, но в то же время он осознавал, что есть что-то более важное, нежели его личное отношение к этому человеку. Это, прежде всего, его жизнь, которая сейчас находится под угрозой. И конечно, эскадрилья. Ее моральный климат, боеготовность. Все личные дела и отношения по сравнению с этим — ерунда.