Ма с сёстрами продолжали прикалываться друг над другом, смеясь и подшучивая, в основном над Наталиэль, которая, даже лёжа в кровати вся бледная, оживилась. Три года импульс упорно точил её, откачивая все её силы из тела, но так и не смог сломить. Признаться честно, я гордился ею, гордился тем, что она сопротивлялась этой болезни, — иначе я её не назову, — и даже сейчас была бодра.
А ещё, поняв, что на этот раз пронесло, и я могу вздохнуть спокойно, мне стало неприятно от самого себя за мысли об усталости. Ведь если устал я, то как устали родители? Как устала Натали и сама Наталиэль, которой приходилось бодриться, чтоб не расстраивать нас? Через сколько каждый из нас проходит, чтоб в семье сохранялось пусть такое, но счастье?
Я знаю ответ, глядя на бледную сестру, которая сейчас смеялась над шуткой мамы. Каждый выкладывался так сильно, как мог, не жалея себя ради семьи. Потому что для нас семья была всем.
Абсолютно всем.
Пока наше женское общество общалось и поднимало друг другу настроение, па медленно и тихо вышел из комнаты. Я двинулся следом. Возможно, ему, как и мне, было слишком больно смотреть на это всё и понимать, к чему всё идёт.
В коридоре никого не было, кроме стервозной медсестры, однако у моего отца всегда было лицо из разряда: не подходи, а то изнасилую. Последнего она явно не пожелала себе, так как, уже собираясь что-то сказать, отвернулась и не проронила ни слова.
— Ей не помогают лекарства, — выдохнул он, когда мы вышли. Видимо, ему было необходимо кому-то выговориться, объяснить ситуацию. — Казалось, что вот оно, болезнь отступает, но потом вновь берёт своё. Ей прописали новые таблетки, словно они могу решить проблему.
— Ещё более дорогие и сильные?
— Верно.
Хотя могло быть иначе? Ни разу не слышал, чтоб кто-то прописывал слабые препараты взамен сильных.
— Но почему тогда сразу не вбухнуть самые сильные?
— Ага, самые сильные. Может ты и цены на них видел, а? — покосился он на меня с горькой усмешкой.
Мне было достаточно лишь взглянуть в его глаза, чтоб понять, что он чувствует. Отчаяние. Оно буквально светилось в его глазах. И пусть он этого никогда не показывал, не говорил об этом и вообще не подавал виду, сейчас я видел, до какого предела он был доведён.
Он всё понимал. Понимал с самого начала, но до последнего надеялся на победу.
И надеется сейчас. Но только после его слов я понял, каково ему смотреть на всё это и понимать, что через пару месяцев нашей Наталиэль уже и не будет. А какую выдержку и силу воли должна иметь моя мама, чтоб знать это, но продолжать улыбаться своей дочери, которой осталось несколько месяцев, я даже не пытался представить. Просто не смогу понять, чего это ей стоит.