Мысли его привычно съехали на заезженную колею и неторопливо двинулись по накатанной дороге. Если бы кто-нибудь раньше сказал ему, что он боевой офицер, прошедший Афганистан, дойдет до жизни такой, он бы воспринял это как глубочайшее оскорбление. В лучшем случае он бы послал этого козла куда подальше, а в худшем набил ему морду. Но жизнь распорядилась именно так и не иначе. Хотя если быть до конца честным, то это он сам распорядился своей жизнью не самым лучшим образом.
Он виртуозно разминировавший множество мин, там в Афгане, и спасший сотни солдатских жизней, ныне принужден был влачить жалкое существование. Всему виной была его неумеренная страсть к выпивке.
После демобилизации он столкнулся на гражданке с вопиющей несправедливостью. В то время как он и его братья по оружию гибли пачками, выполняя интернациональный долг в Афгане, дома в России банковали сытые мажоры никогда не нюхавшие пороха.
Когда Борис прямо сказал об этом одному из этой обнаглевшей своры, тот перемалывая ком жвачки, заявил ему буквально следующее:
— Слышь, ты воин интернационалист! Я лично тебя никуда не посылал и за меня воевать не просил! Так, что валил бы ты отсюда подобру-поздорову, пока не огреб по-полной!
В тот раз Борис все-таки огреб, но и толстомордому мажору тоже хорошо попало. Довольно скоро Борис понял, что дома его ратные подвиги никому не интересны и по большому счету не нужны. После этого он замкнулся и начал искать утешение в выпивке. Алкоголь на время притуплял острое чувство обиды, опуская ее до такого уровня с которым уже можно было жить.
После всех перипетий, пиком его жизненной карьеры, стало место дворника в районном ЖЭУ. На котором он сейчас и обретался, с переменным успехом.
Плавное течение невеселых мыслей Бориса было прервано внезапно возникшим прямо перед ним силуэтом.
— Это ты Борис дворник? — спросил высокий худой старик со смуглым нерусским лицом.
— Нет, блин, я Санта Клаус! — вспылил тот, всерьез раздумывая, не огреть ли незнакомца лопатой. — Иди куда шел, не мешай работать!
— У меня к тебе дело есть, — не унимался старик. — Я тебе хорошо заплачу!
— И что я для этого должен сделать, продать свою почку? — подозрительно покосился на него Борис.
— Мне сказали, что ты владеешь искусством уничтожать мины-ловушки.
— Эка ты, куда дед хватил! — невесело рассмеялся Борис. — Ты что шутишь, что ли? Все мое уменье уже давно быльем поросло и снегом замело.
— Мне, просто, больше не к кому обратиться, — произнес старик и расстроено всплеснул руками. — Я, правда, хорошо заплачу.
— Раз уж тебе так приспичило, и ты все равно от меня не отстанешь, давай сделаем так! — сказал Борис, перестав бросать снег и утирая рукавицей пот со лба. — Ты идешь в кисок, что на перекрестке, скажешь, что от меня. Они тебе втихаря продадут бутылку водки. Хотя нет, бери лучше сразу две, чтобы потом десять раз не бегать. Ну и что-нибудь закусить. И бегом сюда. А я пока еще чуток со снегом повоюю.