Людям было приказано достигнуть определенного рубежа к определенному времени, и они шли не спеша, словно берегли силы для решающего броска, продирались по этому лесу, местами пощаженному войной - густому и непролазному, либо же так избитому шквалом огня и металла, что, сдавалось, никогда здесь ничему не расти, кроме жесткой сорной травы, в которой сейчас путались ноги солдат.
Семен шел вместе со всеми, не вырываясь вперед и не отставая, в лесу его хромота была незаметной, и лишь Бицуля время от времени косо посматривал и в душе был собой недоволен: не успел отправить парня в санчасть. А надо бы. Ох, как надо бы! Несколько раз в пути Семен ему заговорщицки подмигнул, но парторг делал вид, что не замечает подмаргиваний, он сейчас презирал себя за мягкотелость и беспринципность и все порывался подойти к лейтенанту. Хотел и не мог, хотя совершенно не понимал, почему Семен скрытничает. По движению бровей догадывался, что ему сейчас больно, и никакой напускной улыбкой это скрыть невозможна Бицуля невольно обратил взгляд к правому бедру новичка. И, помимо желания, сбавил шаг, поотстал. Вся правая часть штанины от среза гимнастерки до нижней части брючного кармана - ржаво бурела, и Семен, чтобы скрыть кровь, прикрывал это место ладонью. Парторгу аж жарко стало, уже вырвался из цепи, чтобы подойти к Семену и, не таясь, сказать ему, что он последний осел и набитый дурак. И что вообще неумно строить из себя непризнанного героя...
Он бы определенно ему об этом сказал прямо в лицо, в присутствии всей заставы, и добавил бы что-нибудь повесомее. Но раздалась команда сделать привал, все повалились в траву, стали развязывать сидоры... Бицуля был не только парторгом, он еще отвечал за свое отделение.
...Семена он нашел в стороне, у зацветшей лужи, босого. Сидор и сапоги лежали поодаль, на мшистом камне. Бицуля приготовил злые слова, безжалостные и резкие, которые заслужил этот парень за свои фортели, за неумное бравирование.
- Никак потерял что-нибудь? - насмешливо встретил его Семен.
- Ты что себе думаешь?!.
Договорить ему не удалось - Семен напряженно улыбнулся и на мгновение показался совершенно беспомощным.
- Будь другом, Захар, достань из сидора бинт. На самом низу, в кармане гимнастерки.
И снова парторг оказался не на высоте положения: развязал вещевой мешок, достал гимнастерку с прикрепленным к ней орденом Красной Звезды, извлек бинт.
- Твой орден?
- Ну...
- И чего ты крылся, умник, чего, спрашивается?
Но Семен принялся накладывать бинт на больное бедро, опять, как прошедшей ночью, скособочился для удобства и весь ушел в это занятие, не видя расширенных глаз Бицули, уставившихся на пугающе огромную рану. Впрочем, сама рана была не столь уж велика, просто сейчас по лопнувшему шву она малиново воспалилась и выглядела зловеще. Кряхтя и сопя от натуги и боли, Семен, до того как забинтовать рану, протер ее спиртом, выждал, пока обсохнет, и лишь потом стал перевязываться. Бицуля стоял молча, не вмешивался, а потом помог ему надеть сидор.