(выделено нами. —
В.П.), а жены и дети жаловати…»
[412]. И слово государево не расходилось с делом — в синодике по погибшим при 3-й Казани упоминаются «стрелцы Ивана Черемисинова под Казанию потонули и побиты: Никифора, Павла, Ариста, Артемиа, Владимера, Тарасиа, Ивана, Ивана, Евдокима, Климента, Афонасия, Ивана, Григория, Семиона, Григория»
[413].
Внесением в «животные книги» государево жалованье не ограничивалось. Дж. Флетчер писал в своих записках о России, что тому, кто отличится храбростью перед другими или покажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукаве или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить»[414]. Вот и по случаю «казанского взятья», писал русский книжник, «жяловал государь бояр своих и воевод и дворян и всех детей боярских и всех воинов по достоянию (выделено нами. — В.П.), шюбами многоцветными своих плеч, бархаты з золотом, на соболях, и купки, иным же шубы и ковши, иным шюбы и кони и доспехи иным ис казны денги и платие». О щедрости, с которой царь одарил своих воинников, свидетельствует летопись, согласно которой «роздал государь казны своей, по смете казначеев за все денгами, и платья и судов, доспеху и коней и денег, оприч вотчин и поместей и кормленей, 48 000 рублев»[415]. Рядовые стрельцы могли рассчитывать на получение в качестве награды «московки», десятники и пятидесятники — «новгородки». Стрелецкие же сотники и головы, по «достоанию» своему, могли рассчитывать на «денгу золотоую», а то и на нечто более существенное — и не только на платье, шубу, коня или доспех, но и на прибавку к своему земельному жалованию. Как говорится, за Богом молитва, а за царем служба не пропадет!
Говоря о стрелецкой «повседневности», никак нельзя обойти стороной вопрос о стрелецком носильном «платье», «цветном» и обыденном, повседневном. В московском ратном обычае «цветности» служилых людей вообще придавалось большое значение. Сложно сказать, читали ли на Руси советы византийского стратега Кекавмена, который писал, что «если у стратиота конь, одежда и оружие хороши, а вдобавок стратиот храбр, то он окажется равным двум. Если он робок, то знай, что приободрится и средним будет в деле. А если он неряха, имеет седло большое, стремена неудобные, коня плохого, то знай, что, если он и храбр, то помышляет заранее о собственном спасении посредством бегства…»[416]. Но то, что московские великие князья и их воеводы мыслили теми же категориями, что и византийский стратег, не вызывает сомнений. И вот Василий III в 1514 г. требовал от детей боярских, своих и рязанских, чтобы те, выезжая на встречу турецкого посла, «имали с собою платье лутчее, чтобы там сьехався, видети было их цветно»