.), их не употребляют ни в какие иные работы, кроме упражнений во владении своим оружием, караулов и т. п.»
[634]), вне всякого сомнения, приняли самое непосредственное участие в обороне Астрахани от турок и татар в кампанию 1569 г., ну а московских и «украинных» стрельцов ожидали впереди две знаменитые кампании 1571 и 1572 гг. Первая из них, в ходе которой стрельцы под прикрытием вагенбурга бились с татарами на окраинах Москвы в мае, окончилась неудачей для русских. Крымцам удалось прорвать вагенбург и опрокинуть русское войско, и в последовавшем за этим страшном пожаре Москва выгорела дотла. В следующем году русские полки взяли реванш над воинством крымского «царя» в ходе многодневной битвы на берегах Оки и при Молодях, и стрельцы, оборонявшие деревоземляные укрепления, воздвигнутые на местах «перелазов» через Оку», а затем вагенбург и гуляй-город у Молодей, сыграли в победе воеводы князя М.И. Воротынского со товарищи над бусурманами далеко не последнюю роль. Спустя почти двадцать лет, летом 1591 г., снова на окраинах Москвы, стрельцам, засевшим в укрепленном лагере, уже в который раз пришлось сойтись в схватке с татарами, которых привел за собой «царь» Гази-Гирей II по прозвищу «Бора» («Буря»). И снова, как и два десятилетия назад, огневая мощь стрельцов, помноженная на еще большую мощь русского наряда, обеспечила победу государевых полков над его, государя, недругами.
«Восточной», волжский, и «Южный», «крымский «фронты» отнюдь не были единственными, где отличились стрельцы. Старинным и в каком-то смысле наследственным врагом московских государей были великие литовские князья, с которыми давно, еще со времен Ольгерда литовского и Семена Ивановича московского, установились прочная неприязнь и взаимное недоверие. До поры до времени Москва была вынуждена уступать своему могущественному соседу, находившемуся на подъеме. Однако после смерти великого князя Витовта и смуты, охватившей Литву, ее величие пошло на убыль, а вот сила Москвы только-только начала расти. И вот с конца XV в. Москва и Вильно вступают в пору долгого, растянувшегося на почти 200 лет (впору говорить о «200-летней войне» между Россией, Литвой и ее преемницей, Речью Посполитой) противостояния, в котором «последний довод королей» играл далеко не последнюю роль. И как только Иван Грозный и Боярская дума, разочаровавшись в попытках наладить дружественные взаимоотношения с Вильно и заручиться поддержкой Сигизмунда II и Августа и панов рады в борьбе с Крымом (а то и вообще, заключить взаимовыгодный союз для обуздания агрессивных намерений крымских Гиреев), решили не продолжать перемирие с Литвой, то стрельцам нашлась работа.