Это момент обессмертил в своем рассказе «Возвращаясь в Хайфу» палестинский писатель Гассан Канафани. «Небо пламенело, стояла оглушительная пальба, вблизи и вдали гремели взрывы снарядов и бомб, — писал он. — Казалось, сами эти звуки гонят всех в порт».
Муж и жена встречаются в толпе, рвущейся в порт.
«Вокруг них текла людская толпа, швырявшая их из стороны в сторону, толкавшая к берегу, но они ничего не чувствовали, пока их не обдало брызгами от весел и пока они не оглянулись и не увидели замутненную их слезами, уже тонущую в вечерних сумерках Хайфу».
Ибрагим наблюдал ход событий в доках. Лавки закрылись; единственной едой, которую ему удалось раздобыть, была банка фруктовых консервов, которые он поспешно проглотил, пока мимо него бежали люди. На ступеньке сидел и рыдал незнакомый старик. Ибрагим предложил ему помощь; старик объяснил, что потерял в обезумевшей толпе жену и шестерых детей. Рабочий отвел его к себе в «Эн-Нил», где выяснилось, что хозяин ночлежки удрал вместе с большинством постояльцев.
Старик полежал на койке Ибрагима и, немного успокоившись, рассказал, что его старший сын воюет с евреями в ополчении и что он до смерти за него боится. Ибрагим попытался его успокоить, предположив, что боец, наверное, отступил вместе с остальными. У старика не оказалось денег, Ибрагим дал ему два фунта, и тот уснул.
Утром следующего дня, пятницы, арабские улицы Нижнего города были пустынны. Редкие прохожие выглядели не просто удрученными, а исполненными стыда. Понять, что произошло, было невозможно. Ибрагим пошел к своему другу из Акко. Тот, собирая вещи, сконфуженно объяснил: «Посмотри на всех этих эфенди и на богачей, почти все уже удрали. Зачем мне оставаться?» Ибрагим признал его правоту и вышел с ним на улицу. Там они впервые увидели врага.
Евреи оказались мужчинами в хаки, в вязаных шапочках, в разномастной гражданской обуви, с самодельным оружием, изготовленным в подпольных мастерских, кое-кто — с оружием, оставшимся от недавней Мировой войны. Они занимали позиции на пересечении улиц. Один солдат отвел в сторону уроженца Акко, другой обратил внимание на Ибрагима. Если бы уроженец Акко мог в такой момент проявить любопытство, он заметил бы кое-что странное.
«Иди сюда, приятель», — обратился еврейский солдат к Ибрагиму не столько враждебно, сколько удивленно, причем на иврите…
Потом солдата посетила какая-то мысль, и его поведение резко изменилось. «Та’ал хон, ирфа идек, — приказал он на грубом арабском. — Иди сюда, руки вверх!»
Ибрагим сделал, как ему велели. Если бы друг из Акко наблюдал за ним, он бы заметил, что, пока еврейский боец обыскивает Ибрагима, тот что-то ему говорит. Но мы не знаем, что увидел человек из Акко, потому что, когда евреи отпустили их обоих, он попрощался с Ибрагимом и ушел.