– Африка… – улыбаясь чуточку зло от того, что ему не пришло это в голову раньше, сказал Коста, – я готов оплатить…
– Не ты! – Сэмен Васильевич воспарил, – И никто другой не будет платить, а через рабочие контракты! Через Фиму, а? Сами же и оплатят, в рассрочку.
– Голова, – восхитился Коста, – разом кучу проблем решил!
… так оно было или как-то иначе, Бог весть, позже узнаю… лишь бы живы остались!
И ведь эвакуируют… да как! Цены на рыбном рынке Стамбула взлетели почти двое, заняты рыбаки перевозкой людей! Каждую ночь сотни, а может быть, уже и тысячи лодок в обе стороны с живой контрабандой.
Власти же Османской Империи не просто закрывают глаза, но и оказывают беженцам прямую поддержку. Абдул-Хамид Второй разом отыграл свои позиции, изрядно утраченные после недавней резни армянского населения в Восточной Анатолии[84], да как отыграл! Лагеря для беженцев, горячее питание, по необходимости врачебная помощь… какой прекрасный шанс реабилитироваться…
… и какая пощёчина русскому Самодежцу!
Физиономию мою прорезал нервический оскал, да так и остался там, пока продолжал читать.
«– Ох и интересные наступают времена!»
* * *
Чопорную тишину огромного викторианского особняка на одной из центральных улиц Дурбана разорвал дикий переливчатый вопль, и старый чернокожий слуга, оставшийся новым хозяевам вместе с мебелью, посерев от страха, присел в углу, прикрыв седую голову метёлочкой для пыли.
– Баас… – пролепетал он, жалко улыбаясь и пытаясь всем своим видом показать безобидность и полезность, но выскочивший из кабинета хозяин, не обратив на него внимания, ссыпался вниз по лестнице, размахивая бумагами.
– Письмо! – донеслось снизу, и слуга вслушался опасливо в звуки незнакомого языка, с превеликим облегчением распознав в нём не кличь идущего в атаку свирепого воина, а звуки радости, – От Егора!
– Жив! Он жив! – вычленив главное, Эсфирь расплакалась, кусая губы и шмыгая покрасневшим носиком, а Надежда принялась растерянно утешать подругу, но потом и сама расплакалась.
– Женщины… – одними губами сказал Владимир Алексеевич Саньке, и встав, обнял девочек сзади, прижав к себе. Рыдания возобновились, но несколько долгих минут спустя они всё ж таки утешились, и Гиляровский в очередной раз возблагодарил за Эсфирь, посланную им не иначе как Небесами.
Девочки на корабле ещё сошлись так крепко и искренне, как это бывает только у детей и подростков. Обыденное их девичье общение чем дальше, тем больше вытаскивало Наденьку из того проклятого депрессивного состояния. А вот сейчас эти слёзы иудейские будто прорвали плотину и Надя, вынужденная утешать подругу, будто ожила окончательно, став почти прежней.