Правую руку саднило, когда я натягивал одежду, чтобы пойти и сделать копию ключа Эльсы. Подумал, не наклеить ли пластырь на рану, но решил, что необходимости в этом нет. Уже образовалась корочка, которая стянула края раны. Решил оставить все так.
Когда я вышел за ворота, тихо падал снег и улицы были по-рождественски припудрены. Прислушался к звукам в Брункебергском туннеле, но музыки не было слышно. Идя по улице Туннельгатан, я думал про барда. Болтал с ним. Тыщу раз.
Внутри горы что-то было. Его потревожили или пробудили к жизни, когда копали туннель. Не нужно было читать «Властелина колец», чтобы ощутить дурные предчувствия из-за того, что дремало в горе. Настоящий предрассудок, в прямом смысле этого слова. Ничто не указывает на то, что сила, находящаяся по ту сторону от нас, желает нам зла. Самое верное предположение – она к нам безразлична. Не зло и не добро – просто движение и хаотичная возможность. Чего я не понимал, так это того, как бард мог общаться и болтать с этим. Я бы с удовольствием тоже это сделал.
Санта-Клаус по-прежнему стоял за своим мольбертом в витрине «Декоримы». Кто-то из сотрудников, наверное, был не без амбиций, потому что натюрморт на холсте казался более проработанным, чем накануне. Почти законченным. Снежинки медленно падали между мной и картиной. Женщина с красными щеками и большим пакетом в руках неподвижно стояла на том самом месте, где два месяца спустя погиб Пальме. Рождественское настроение максимально сгустилось.
Я спустился в вестибюль метро Хёторгет и отыскал сапожника и мастера по изготовлению ключей, который, как я знал, там работал. Ему понадобилось три минуты, чтобы сделать копию ключа от душевой, и он отдал ее мне, пожелав счастливого Рождества.
Когда я снова стоял на улице Кунгсгатан, я решился. Чтобы быстро набрать немного денег, я должен был делать то единственное, что у меня получалось хорошо. Казалось, что возвращение к уличным выступлениям – это откат назад, но другой возможности я не видел. Идя домой, размышлял о том, какие места подходят для выступлений, и остановился на «Галерее» – общественном пространстве, где было много людей в подходящем настроении.
Прошло около полугода с тех пор, как я последний раз показывал фокусы на улице, и я чувствовал себя не в форме. Соответственно, когда приближался к воротам, я начал зевать, как будто для того, чтобы выпустить бабочек из живота.
* * *
В нескольких метрах от ворот была лестница. Я был так погружен в размышления о фокусах, что заметил Томаса, который там сидел, не раньше чем он произнес: