А вдруг она перепугается и рванет в Маринеллу? Ну и что. Встретить ее лежа в постели с перевязанной головой, бинтов-то дома завались…
– Давай уже посерьезнее! – сказал внутренний голос. – Сплошные отмазки! Просто тебе не хочется с ними встречаться!
– И что же, разве я обязан с ними встречаться? Где написано, что мне непременно следует ехать во Фьякку? – парировал Монтальбано.
И все же в половине первого комиссар был у Энцо: в сером костюме и при галстуке, но с таким лицом…
– Кто-то умер? – сочувственно спросил Энцо, увидев его в таком прикиде и с похоронной физиономией.
Монтальбано вполголоса чертыхнулся, но отвечать не стал. Поел без аппетита. Без четверти три снова был в Маринелле. Только успел освежиться, как подъехала Ингрид.
– Ты сама элегантность! – сказала она.
Еще бы! Она-то в джинсах и блузке.
– Ты и на ужин так пойдешь?
– Ну вот еще! Переоденусь. Взяла все с собой.
Почему женщинам легко снимать и надевать одежду, а для мужика это всегда геморрой?
– Ты можешь ехать потише?
– Да я еле ползу!
За обедом он почти ничего не съел, но и это «почти ничего» подкатывало к горлу каждый раз, когда Ингрид входила в поворот как минимум на ста двадцати.
– Где проводятся скачки?
– Рядом с Фьяккой. Барон Пископо ди Сан-Милителло соорудил за своей виллой ипподром, небольшой, но отлично оборудованный.
– А кто этот барон Пископо?
– Кроткий и любезный синьор лет шестидесяти, занимается благотворительностью.
– Деньги он кротостью заработал?
– Деньги ему оставил отец, младший компаньон крупной немецкой сталелитейной фирмы, а он сумел пустить их в оборот. Кстати, о деньгах: наличные у тебя есть?
Монтальбано опешил:
– Вход платный?
– Нет, но там ставят на победительницу. В каком-то смысле делать ставку обязательно.
– Там что, тотализатор?
– Ну что ты! Вырученные деньги пойдут на благотворительность.
– А победительнице что-то полагается?
– Победительница награждает поцелуем тех, кто на нее поставил. Но некоторые не соглашаются.
– Почему?
– Говорят, из галантности. На самом деле победительницы бывают страшны как смерть.
– Ставки высокие?
– Не очень.
– Примерно по сколько?
– Тысяча-две евро. Некоторые ставят больше.
Ни хрена себе! Интересно, большая ставка для Ингрид – это сколько? Миллион? Он почувствовал, что вспотел.
– Но я не…
– Не захватил?
– В кармане у меня от силы сотня.
– А чековая книжка при тебе?
– Да.
– Так даже лучше. Чек – это элегантнее.
– Хорошо. На сколько?
– Выпиши на тысячу.
Много в чем можно упрекнуть Монтальбано, только не в том, что он жмот и скупердяй. Но выбросить тысячу евро, чтобы поглазеть на скачки в окружении толпы придурков, – это ни в какие ворота не лезет!