Оба вышли; спустя миллионную долю секунды в кабинет влетел Катарелла.
– Катарелла, входи, закрой дверь на ключ и садись.
Катарелла исполнил.
– Слушай меня внимательно. Хочу поручить тебе одно деликатное дело, о котором никто не должен знать. Никому ни слова.
Растроганный Катарелла заерзал на стуле.
– Ты должен поехать в Маринеллу и занять наблюдательный пост в строящемся доме, том, что рядом с моим, на другой стороне улицы.
– Синьор комиссар, я отлично знаю, где эта улица и где этот дом. А как займу я тот пост, дальше-то чего делать?
– Захвати с собой листок и ручку. Будешь записывать всех, кто проходит по берегу мимо моего дома, и помечай: мужчина, женщина, ребенок… Когда стемнеет, возвращайся в контору со списком. И смотри, чтобы тебя никто не заметил! Это суперсекретная операция! Выдвигайся прямо сейчас.
Под грузом огромной ответственности тронутый до слез оказанным ему доверием Катарелла зарделся как мак; от волнения у него перехватило в горле; он встал, отдал честь, щелкнув каблуками, с трудом справился с ключом, отпер дверь и вышел из кабинета.
– Я все, – сказал Фацио, заходя в кабинет спустя несколько минут.
– Микелино Престия вызван к четырем, Ло Дука – к половине пятого. А вот адрес Беллавии.
Протянул листок, Монтальбано сунул его в карман.
– Пойду проинструктирую Галло и Галлуццо, – продолжил Фацио. – Синьор Ауджелло просил передать, что у него все готово; в четыре он будет на парковке.
– Отлично. Знаешь, что я тебе скажу? Пойду-ка я пообедаю.
Поклевал закуски, макароны даже заказывать не стал. Пищевод словно судорогой свело. И петь расхотелось. Его вдруг охватило беспокойство по поводу послеобеденной операции. Все ли сработает как надо?
– Синьор комиссар, что-то вы меня сегодня не порадовали.
– Прости, Энцо, трудный день.
Он взглянул на часы. Времени оставалось только на прогулку до маяка, без посиделок на скале.
На месте Катареллы сидел агент Лаваккара, толковый юноша.
– Ты понял свою задачу?
– Так точно, Фацио мне все объяснил.
Прошел к себе в кабинет, открыл окно, выкурил сигарету, закрыл окно, сел за стол, и тут в дверь постучали. Четыре десять.
– Войдите!
Появился Лаваккара:
– Синьор комиссар, к вам синьор Престия.
– Пусть зайдет.
– Здравствуйте, комиссар, – входя, поздоровался Престия.
Лаваккара прикрыл дверь и вернулся на пост, а Монтальбано встал и протянул вошедшему руку:
– Садитесь. Искренне сожалею, что пришлось вас побеспокоить, но вы же знаете, как бывает…
Микеле Престия. Сильно за пятьдесят, одет хорошо, золотые очки, на вид честный счетовод. Спокоен как удав.