После тщательного осмотра доктор Кулинг сообщил, что девушка пострадала лишь от шока и перегрева. Все кости целы, на лице и руках лишь несколько мелких порезов и синяков. Ногти на руках были сломаны. Доктор также подозревал сотрясение мозга в связи с ушибами в определенных частях головы и хотел услышать еще одно профессиональное мнение.
– Что ж, слава богу! – воскликнул полковник Фитцхуберт, нервно ожидавший вердикта в крошечном коридоре. – Мисс Леопольд может оставаться здесь, пока не окрепнет для дальнейшего передвижения – мы с супругой не станем возражать. Миссис Катлер – прекрасная сиделка.
На закате по дороге домой доктор Маккензи зашел проведать Майкла и заодно посовещался с доктором Кулингом, который как раз собирался уходить.
– Я согласен с вами, Кулинг, – сказал старик. – Это просто чудо. По всем медицинским стандартам пациентка уже давно должна быть мертва.
– Головой бы пожертвовал, лишь бы узнать, что там стряслось. И где, черт возьми, две другие девочки? А их учительница? – недоумевал Кулинг.
Договорились, что медсестра, приставленная к Майклу Фитцхуберту, будет готова, если нужно, оказать все необходимые услуги.
– Только это вряд ли понадобится, – улыбнулся Маккензи. – Я знаю вашу миссис Катлер, полковник. Она подойдет к работе со всей ответственностью и даже с удовольствием. Отдых – вот самое главное. И когда девушка очнется – душевный покой.
В сумерках доктор Кулинг уехал, довольный исходом дела.
– Все хорошо, что хорошо кончается, доктор, и спасибо за помощь. Такой случай легко мог обернуться целой проблемой. Не сомневаюсь, скоро о нем напишут в газетах.
Доктор Маккензи, однако, не разделял его уверенности. Он пошел обратно в спальню и некоторое время стоял у кровати, задумчиво глядя на бледное лицо в форме сердечка. Никогда не угадаешь, как замысловатые механизмы мозга отреагируют на сильный эмоциональный шок, особенно когда речь идет о молодом и нежном создании. Интуиция подсказывала, что девушка очень сильно пострадала, если и не телом, так духом, независимо от того, что произошло или не произошло у Висячей скалы. Доктор начинал подозревать, что это далеко не заурядный случай. Он и не догадывался, насколько незаурядный.
Для Майка бесконечные дни незаметно перетекали в бесконечные ночи. Спишь ты или бодрствуешь – в мрачно-серых краях, где он все время искал нечто безымянное, это не имело значения. Как только Майк подбирался ближе, оно исчезало. Порой он просыпался и успевал коснуться его – и тут же понимал, что лишь хватается за одеяло на своей кровати. Обжигающая боль в ноге периодически возвращалась, постепенно утихая, а в голове тем временем наступала ясность. Иногда Майк ощущал то запах дезинфицирующего средства, то цветочный аромат из сада. Когда он открывал глаза, в комнате постоянно кто-то находился, чаще всего странная молодая женщина, одетая как будто в белую бумагу, которая шуршала при каждом движении. Наконец, на третий или четвертый день юноша провалился в глубокий сон без сновидений. Проснувшись, Майк увидел вокруг лишь темноту, не считая приглушенного белого света, источаемого белым лебедем, который сидел на медной перекладине в изножье кровати. Майкл и лебедь переглянулись без какого-либо удивления, после чего прекрасное создание медленно распахнуло крылья и вылетело через открытое окно. Юноша снова заснул и открыл глаза уже солнечному свету и запаху анютиных глазок. У кровати стоял пожилой мужчина с короткой бородой.