– Ну, наверное, чтобы ветром не задрало. Как дробинки, для тяжести зашитые в подол солнце-клеш.
– Я так не делаю никогда – дробинки соберутся на одну сторону, и юбка несимметрично растянется, выйдет некрасиво. Предпочитаю от ветра платье просто рукой придержать. Однако то, что на вас, не задерет никакой ураган, даже если будет дуть снизу вверх. Поскольку выше колен эту юбку завернуть невозможно физически – не налезет.
– Ну тогда… наверное, чтобы при шаге нечаянно не порвать!
– При такой ткани? Посмотрите на шов, сколько раз он прошит, и с подгибом. Как на мешкотаре, рассчитанной килограмм на сто. Да тут руками не разорвать, по крайней мере без огромного усилия. И уж точно – не мелким шагом ваших стройных ножек.
– Тогда не знаю. Просто мода такая.
Я улыбаюсь. Глупая девочка, в нашем мире ничего не бывает «просто так». Не исключая моду – конечно, какой-нибудь «кутюрье» может придумать что угодно, но массово носить это будут лишь в том случае, если на то есть причина, мы же материалисты. Ну а если это еще и неудобно в носке – то должна быть весомая причина, чтобы фасон завоевал популярность.
– Французы, они такие затейники. И в моде тоже. Насколько я знаю, у девушек-«стиляг» считается шиком, когда юбка плотно обтягивает бедра – и кроме вашего фасона, весьма популярен и другой: юбки-распашонки, их еще «обертками» зовут, такие же узкие, ни в коем случае не клеш, с застежкой на всю высоту, или даже без нее, просто запахиваются свободно. В начале века этот фасон называли «мужчинам всегда некогда» – сначала это было одеждой исключительно женщин легкого поведения, но поскольку эпоха была декаданс, падение нравов, то быстро переняли прочие мадам и мадмуазель. Ну а узкие «хромые» юбки, похожие на вашу, Лика, были новинкой парижской моды еще в 1908 году. Поскольку Париж тогда был столицей не только моды, но и авиации, и считалось престижным если не рассказывать подругам, как «меня сам месье Фарман или Блерио над Эйфелевой башней катал», то быть похожей на таких счастливиц. А аэропланы тех лет даже кабины не имели, и если вы в обычном платье сядете, в полете у вас подол будет на голове. И не случайно «хромые» юбки так же быстро вышли из моды с развитием авиации, когда «ньюпоры» и «сопвичи» стали уже похожими хотя бы на У-2. Ну а конкретно ваша юбка, это… «Марианна оправила платье, вытерла слезы, села на скамейку, и мы продолжили обсуждать Франсуа Вийона». Не читали?
Лика отрицательно мотает головой.
– «Освободители», французского писателя Веркора. Того, кто в сорок втором написал «Молчание моря», ставшего чем-то вроде манифеста французского Сопротивления. Эпизод про бедную Марианну – ну вот представьте Париж, год сорок пятый. Герой, типаж такого кабинетного ученого, желающего скрыться в своей «башне из слоновой кости» от грубостей окружающего мира. У него есть невеста, такая же эфирно-воздушная, учится в Сорбонне, профессорская дочка, ее отец и отец героя давние друзья и коллеги, изучают старофранцузскую словесность, и война, оккупация, политика, все мимо них. И вот, сидят этот Жан со своей Марианной в парижском парке, и беседуют о возвышенном – кажется, о поэзии Франсуа Вийона. А мимо идут пьяные американские солдаты – только что объявили, что Япония капитулировала, так что конец мировой войне. «Мадмуазель, не подарите свою любовь освободителям». – «Эй, французик, ты что-то имеешь против? Нет – тогда отойди и не мешай». Раскладывают девушку прямо на скамейке, и насилуют вшестером по очереди – с пьяным гоготом, во всех позах. А ученый смотрит, утешая себя, что «я ничего не могу сделать – меня просто изобьют, а то и убьют». Натешившись, янки хлопают его по плечу и кидают тридцать долларов – «все честно, по пять с каждого». И уходят, ржа. Ну а после: «Марианна оправила платье, вытерла слезы, и села на скамейку. Я сел рядом. И мы продолжали обсуждать Франсуа Вийона. Чтобы скорее выбросить из памяти то, что случилось с нами»