– Сколько её здесь! Глаза разбегаются! – все причитает Ира, раздвигая колючие кусты. У нее чашка большая, а у меня маленькая. – У вас так хорошо здесь! Так здорово!
– Да, у родителей здесь миленько, – уточняю я, поставив колено на промокшую от дождя землю. Не люблю, когда какие бы ни было владения родителей приписывают ко мне. Я не строила этот дом, не обустраивала квартиру, не покупала машины, на которых они ездят. Думаю, с наступлением совершеннолетия восхищения типа «а у вас так, а у вас вот так» – перестают распространяться на детей, которые уже сами должны удивлять своими успехами. И уж в особенности те, кто уже успел побывать замужем и развестись. – Ты не замерзла? Ветер такой холодный.
– Пока нет, но почему-то сопельки потекли. Боже мой, какая она крупная!
Пока Ира удивляется размерам ягоды, собирание которой уже сидит у меня в печенке, я обращаю внимание на далекий и гудящий звук. Поднимаю к небу голову и вижу пролетающий над нами самолет.
– Лети, лети самолет, через запад на восток, через север, через юг… – Ира замолкает, вспоминая слова. – Да фиг его знает, что там дальше! Малина такая сладкая, Катя! Я бы только её ела и ела!
– Давай, я оставлю тебя здесь на недельку? Ты мне малину всю соберешь, смородину…
– Тут еще и смородина есть?! – округляет она глаза. – Серьезно?
– Э-э-э… Да-а-а.
– Ты ведь не будешь против? – спрашивает она с улыбкой, кивнув на свою чашку в руке. – Я обожаю эту ягодку!
– Собирай на здоровье! Только не мерзни.
Меня хватает еще на десять минут, после чего я оставляю Иру в одиночестве, а сама ухожу в дом. У меня замерзли ноги, хотя на мне шерстяные носки и утепленные калоши. Я сажусь на диван, подгибаю под себя свои ледышки и накрываюсь тяжелым зеленым покрывалом. С ума сойти, август ведь на дворе!
Я залипаю в телефоне. Просматриваю ленту в «Инстаграм», читаю отзывы на свою последнюю рецензию и не перестаю думать о молчаливом «ВК», который отказывается оповещать меня о каких бы то ни было уведомлениях уже как пятнадцать часов. Мне приходится ругать себя и давать воображаемые подзатыльники глупой надежде, которая как чума с каждым часом стремительно поражает все мое сознание. Мне представляется такая картина: Кирилл видит неожиданный лайк от девушки из прошлого, что без всяких объяснений вышвырнула его из жизни, и крутит пальцем у виска, бубня себе под нос всякие ругательства в мою сторону. Потом он медленно улыбается, закатывается в пугающем смехе и говорит, что ума у меня вообще, по-видимому, не осталось, раз я додумалась спустя восемь лет поставить лайк его древней фотографии. Конечно, это с тем учетом, что он помнит меня. А если же его память решила вычеркнуть девушку из Шереметьево, как источник исключительно негативных эмоций, он даже внимания не обратит на еще одно синее сердечко от какой-то там Екатерины ******. Я бы предпочла последний вариант. То есть, моя голова на плечах хотела бы именно этого. Однако, что-то другое, то, что находится глубже всех этих предрассудков, невообразимо сильно хочет как можно скорее услышать звонкий звук уведомления.