На экране два слайда: известная фотография вождя, попыхивающего трубкой, и тонкое, изможденное лицо художника. Булгаков просит дать ему возможность работать.
Сталин: Обратитесь в Художественный театр.
Булгаков: Я туда обращался. Они мне отказали. (Здесь Шилов делает многозначительную зловещую сталинскую паузу.)
Сталин: Обратитесь еще раз. Я думаю, они согласятся. (Смех в зале.)
Спустя годы я, уже будучи директором школы, приглашал Льва Алексеевича на лекции к старшеклассникам, а затем, взяв на вооружение его методику, учредил собственный литературный театр, где подобные спектакли-лекции готовили сами учащиеся. Иными словами, в ходе представления они превращались в коллективного Шилова.
Но главной его любовью были и оставались звучащие голоса писателей. Долгие десятилетия Лев Алексеевич хранил, восстанавливал, записывал и популяризировал их, выпуская сначала пластинки, а затем компакт-диски. Это он уберег от гибели чудом уцелевшие восковые валики с голосами Л. Толстого и Л. Андреева, А. Блока и Н. Гумилева и еще многих других писателей. Это он сделал все возможное и невозможное, чтобы пробиться к А. А. Ахматовой и записать ее авторское чтение стихов. Позже вышла изумительная пластинка. Именно он с огромным, громоздким магнитофоном на коленях отсидел несколько дней помногу часов подряд в Политехническом музее, пока там шла съемка фильма М. Хуциева «Застава Ильича» и один за другим выступали молодые Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Вознесенский, Окуджава.
Творчеству Булата Шалвовича Шилов был предан беззаветно всю жизнь. И это не просто слова. Однажды случилась страшная накладка. Москва встречала польскую писательницу Агнешку Осецку – автора триумфально шедшего тогда в театре «Современник» спектакля «Вкус черешни». Песни к спектаклю написал Б. Окуджава. Их в постановке исполнял блистательный актер Олег Даль. На сцене уже стоял оркестр, в переполненном зале сидела гостья, а Даля все не было. Он так и не появился в тот день. И тогда на сцену вышел Булат Шалвович. По взмаху дирижерской палочки без всякой подготовки он первый и последний раз в жизни пел под настоящий оркестр. И как пел! Откуда мы об этом знаем? На первом ряду со своим неизменным магнитофоном сидел Лев Алексеевич Шилов. Он вновь оказался в нужном месте в нужное время.
Служение культуре, выражавшееся в стремлении сохранить для следующих поколений ее малейшие оттенки, детали, документированные подробности, было смыслом жизни звукоархивиста-шестидесятника, каковым он сам себя считал.
А рядом, буквально в двух шагах, жил и творил Ю. Давыдов, который по-соседски отмахивался от настойчивых просьб Шилова записаться для истории на видео: «Да, конечно, но как-нибудь потом, в следующий раз». Следующего случая может и не представиться – это в тот вечер понимали все собравшиеся, включая хозяина, пригласившего нас в гости. Напряженно, с чувством неотвратимо надвигающейся беды входил я в дом, опасаясь неловкости, неверно взятого тона, фальши, прежде всего с собственной стороны. В самом деле, как вести себя в данной непростой ситуации? Курить фимиам, отдавая должное творчеству хозяина? Задавать умные исторические вопросы или, быть может, веселить его казусами и анекдотами, которыми столь богата школьная жизнь?