Никто здесь не увидит нас!"
И вот, целуя, обнимая,
То грудь, то пиздочку сжимая,
Он успокаивает Надю.
А та, бедняжка, вся в жару,
Не может ласкам не поддаться -
Притихла, перестала рваться
И на колени к брату сесть,
Скорей чем десять перечесть,
Решилась наконец покорно,
Смиренно глазки опустив,
Меж тем, как мальчуган проворно
Подол рубашки заголил.
Освоясь скоро с наготою,
Она кузена обняла,
К нему прижалась и рукою
Нечайно хуй его нашла.
Хуишко — так себе, не ладный,
Но он стоял весьма парадно.
Сколь ни казалась смущена,
Его заметила она.
Взяла несмело, тихо сжала.
Потом, сильней сдавив, сказала:
"Что это, Ваня? Для чего?"
"А это — хуй… Сожми сильнее…
А для чего, ты хочешь знать?
Он служит нам, чтобы вкуснее
Пизденки женщинам чесать."
"А разве пальчик, Ваня, хуже
Чем это?" "Хуже во сто раз.
Хуй вам вкуснее, входит туже,
Да и приятнее для вас.
Нам, душка, хуй за тем и дан,
Чтобы чесать пизденки вам."
"Какой он крепкий, толстый, длинный…
Ужели весь такой войдет?!.."
"Да, лишь немного разорвет…"
"И что же, больно нам бывает?.."
"Не очень, только в первый раз,
Когда он целку поломает.
Но это с каждою бывает,
С любой и каждою из вас
Бывает раз обыкновенно."
"Ужели с каждой?.." "Непременно!"
"Но быть не может, например,
Твою мамашу так же чешут?"
"Ого!.. И как еще, поверь —
Ее порядком этим тешут!"
"Но неужель?" — шептала Надя
Кузена хуй тихонько гладя —
"Ах, Ваня, что ты, неужель?"
"Ей богу!" "А мою мамзель?"
"Да, тоже!.." "Кто-ж мою мамашу?.."
"Да вот: во-первых твой папаша,
Потом — учитель и лакей!"
"Григорий? Ах, создатель, сколько!.."
А между тем сама она,
Сжимая хуй кузена ручкой,
Шептала, робости полна:
"Ты мне почешешь этой штучкой?.."
"Изволь, дружочек мой, изволь,
Но только вместе с наслажденьем
Сперва почувствуешь ты боль."
И, положив свою сестренку,
Кузен забрался на нее.
Он вставил хуй в ее пизденку
И стал ломать ей перепонку.
Хоть хуй его был невелик,
Но щель у ней узка была…
Как ни хотелось Наде страшно
Стерпеть ту боль, но не смогла
И закричала: "Ой, довольно,
Ты разорвешь мне всю дыру!
Я, Ванечка, сейчас умру!"
Но Ваня не внимал моленьям,
Он драл сестренку, сколько мог -
Не снял его бы и сам бог.
Шалун совал с ожесточеньем,
Покамест всю свою елду
До корня сунул ей в пизду.
И за минутное мученье,
Когда у Нади замер дух,
Настало скоро наслажденье —
Пизденке стало лучше вдруг,
Хоть оставалась боль еще,
Но так приятно, горячо
Ее пизденке становилось,
Что Надя снова распалилась.
Кузен сестренку целовал
И, обнимая, ей шептал,
Прижавшись крепче, в очи глядя:
"Ну, что? Ведь хуем лучше, Надя,
Чем пальцем дырочку чесать?"
"Ах, Ванечка, нельзя равнять!.."