По мере приближения к дому, настроение тоже повышалось. Стали слышны шуточки бойцов, кто-то курил, кто-то пытался играть на трофейной губной гармошке. Ни командиры, ни Степан этому не препятствовали, нельзя постоянно находиться в напряжении. Народу даже разрешили расковырять несколько рационов и подкрепиться тушенкой, галетами и шоколадом. Тушенку и галеты открыли, а шоколад бойцы не тронули, решили оставить детям. Самые уязвимые в партизанской жизни, это дети. Они часто болеют от тяжелых условий, и первые погибают в случае, если враг находит лагерь. А так как большинство солдат были людьми семейными, то к детям было особенно трепетное отношение. Степан сам несколько раз видел, когда бойцы отдавали свой рацион совершенно незнакомому ребенку, просто так. Особенно это касалось людей в возрасте, у которых уже могли быть и внуки.
Внезапно машина дернулась и начала притормаживать, Степан выглянул из кузова и обомлел, по дороге брела колонна оборванных и смертельно уставших военнопленных. Многие были ранены, и шли, опираясь на товарищей, некоторых раненых вели вдвоем. Тут, как и везде, действовало правило — упавшего человека достреливают. Видимо мужики только что из боя. Тут до линии фронта чуть более пятидесяти километров. Дня три уже идут. По такой погоде, хорошо, если дойдут хотя бы две трети. Ориентировочно, в колонне было около полутора тысяч человек, и это было много. Для этого мира было много. Тут солдаты не сдавались сотнями тысяч, дрались до последнего, и если попадали в плен, то только ранеными или захваченными в бою. К примеру, в рукопашной, всегда один победитель, а другой побежденный. И не обязательно противника убивать. Можно ударить в челюсть, и тогда потеря сознания почти гарантирована. Тут не действуют стереотипы, вроде того, что немцы все задохлики, русские — чудо богатыри. Нет, везде хватало всяких. А учитывая более тщательную подготовку солдат Вермахта и их обильное питание, то, как бы, немцы-то покрепче будут. А русские берут злостью и силой воли.
Зачем вообще тогда военнопленные. Но вот тут все довольно просто. Как говориться несгибаемых людей не бывает, или они уничтожаются в первую очередь. А оставшихся, можно поместить в лагеря, кормить, заставлять делать однообразную отупляющую работу, иногда поощрять за успехи, и глядишь, кто-то раньше, кто-то позже, но стал лояльным подчиненным. Пусть человеком даже не второго, а третьего сорта, но живым, здоровым и даже с шансом подняться повыше. Поэтому командиру подразделений за каждого пленника работорговцы платили очень неплохие деньги. Вот и эти пленные воины держались только силой воли и какой-то иррациональной злостью. Злостью даже не на этих странных людей в серых мундирах, а ненаправленным чувством, озлобленностью на само мироздание. Но долго ли это продлиться в таких условиях, как уже говорилось, несгибаемых людей не бывает. Сейчас они дойдут. Не все, но дойдут. Их поместят в теплую казарму, дадут поесть и помыться, и все. Многие из них для страны будут потеряны навсегда. И даже если их вернут в Союз, они станут пятым колесом в телеге. Или чемоданом без ручки. Чуждый элемент, от которого и не избавишься, но и доверия прежнего нет.