Жажду — дайте воды (Ханзадян) - страница 136

Что это Сахнов волоком тащит по траншее? А, ящик с минами. Значит, привезли наконец. Я помогаю ему донести, и он тут же поворачивается, чтоб уйти за следующим ящиком, но я его останавливаю:

— Давай покурим. И отдохни немного… Знаешь, что я пишу?

— Вижу, что письмо.

— Да, но кому?

Сахнов пожимает плечами. Он запыхался от усталости и курит неохотно, равнодушно.

— Сыну я пишу!..

— Какому еще сыну? — изумляется Сахнов. — Вы ведь даже не женаты.

— Да, но я пишу своему будущему сыну.

Сахнов внимательно всматривается в меня: уж не тронулся ли умом?

— От кого же у вас будет потомство, сын?..

— От Маро. Она меня ждет.

— А Шура?..

Я невольно вздрагиваю и прячу глаза.

— Конечно, может, и от Шуры. Но так или иначе, у меня должен быть сын. А почему бы ему не быть, батько? Почему?..

— Э-эх, сынок! — вздыхает Сахнов. — Да разве я против! Только ничего-то я не понимаю. Как это получается: человек еще и не женился вовсе, а уже пишет письмо сыну. И ведь не известно еще, выживет ли. Оно конечно, не нам гадать, может, и выживете. Но при чем тут сын, и как это вообще…

Он смолкает, а потом снова продолжает тоном человека, смирившегося с бедой:

— Ну что ж, читайте, послушаю, если вам хочется.

Я читаю ему письмо и чувствую у себя в голосе какую-то предательскую дрожь. Кончаю читать, поднимаю взгляд на Сахнова, а у него глаза полны слез. Я обнимаю его.

— Чего плачешь-то?

— Не смеяться же, — вздыхает он. — Вы такой еще молодой, а какую заботу на плечи взвалили, уж и сына задумали заиметь, вон судьбу его даже решаете…

— Ты считаешь это сумасшествием, Сахнов?

— Нет, почему же? Радуюсь за вас, молодых. Хорошее поколение. И нам с вами будет легче…

Он тяжело поднялся с места.

— Пойду-ка я за своим грузом.

Я еще продолжил письмо. Писал, писал. А потом взял да и разорвал его. У всякого письма должен быть адресат. Мое письмо не имеет адресата. Нет у меня сына, и Маро так далеко от меня.

— До свиданья, сын мой!..

* * *

Старшина роты принес хлеба. Раздал его по взводам, а там еще и по расчетам поделили, на каждого солдата. Дают не на вес, а на глаз. И так наловчились, что точно подгадывают — хоть взвесь для проверки. Хлеба теперь хватает, солдаты мои даже сушат, на черный день. Много их было, но боятся люди, что и впереди еще немало будет черных этих дней.

Маленькая ручонка тянется к старшине. Просит хлеба:

«Дай и мне…»

Я закрываю глаза. Да ведь это же мой сын, мой будущий сын. Маленький еще, а пришел. Помочь отцу своему, воевать пришел. А Сахнов не верил, что у меня будет сын. И зачем только я разорвал письмо? Вот бы отдал сыну, он прочитал бы…