Что бы то ни стоило, пусть дух вон, а надо спешить. Глянешь назад, на поле сражения, оторопь берет: все затянуто клубами дыма, там кружит враг, упоенный собой, хмельной от запаха горячей крови, там смерть. Она уже поглотила целый народ вместе с матерью вот этого младенца. И все никак не насытится…
Ребенок не плакал. Бедный маленький сиротка! Ему, наверно, кажется, что он снова в теплых руках своей матери, в ее нежных объятиях. И хорошо, что так кажется. Хорошо и то, что он заснул, хотя стал от этого почему-то много тяжелее. Личико у него круглое, как гата. И спит с улыбкой. Носик тоже удивительно симпатичный, как маленький пшат[21], и ноздри вразлет. Губки сложены щепоточкой, а верхняя часть оттопырена, И между ними, как зернышко чечевицы, маленькое круглое отверстие.
Малыш не производил впечатления испуганного. Видно, прошлую ночь он тоже, до того как мать его скончалась, был угрет и доволен, как птенец под теплым материнским крылышком. От него приятно пахло молоком. Через пеленки он согревал и Асуру грудь и руки. Потому, наверно, Асур с такой легкостью взбирается вслед за Срапионом на гору, и на душе у него радостно: вот ведь вчера их было двое, а сегодня они втроем.
Часа два Асур шел счастливый. Но горькие думы о том, что выстрадано и что их ждет впереди, чувство тревоги и ужаса скоро опять вытеснило из сердца маленькую негаданную радость. Ребенок тем временем проснулся, выпростал ручки, сладко зевнул и уставился своими синими глазенками прямо в зрачки Асуру. Смотрел, смотрел и вдруг закричал.
И это было ужасно!.. Поди знай, в какой из горных впадин залегла в засаде их смерть. А что они могут, два горемычных солдата?.. Чудом спаслись от обрушившейся на них лавины, с трудом выскользнули из когтей смерти; как серны, одолели уже тысячу гор и ущелий, делая все, чтобы даже их тень не выдала, где они есть. И вот сами, по доброй воле, взяли да и обрушили беду себе на голову. Плач ребенка подвергает их двойной опасности. Но что делать?!
Асур как умел старался успокоить дитя, но тот надрывался все громче. Срапион зло проворчал:
— Не было у тебя печали, так выискал.
Асур с тревогой посмотрел на товарища. Лицо у Срапиона сделалось жесткое и шершавое, как пемза, того и гляди, лопнет от злости.
Голос малыша был пострашнее пушечных выстрелов. От них можно удрать, спастись. А от этого крика никуда не убежишь. Асуру казалось, что на голос ребенка обязательно слетятся вражьи стаи, подобно тому, как стаи стервятников слетелись на еще не остывшее тело несчастной матери младенца.
— Ну, маленький мой, душа моя, замолчи же наконец, чтоб тебя… Ты понимаешь или нет, что вокруг нас турки?.. Най-най!.. — ласково взмолился Асур, никогда дотоле не державший в руках ребенка. — Най-най, дитятко.