Потом ему пришло на ум, что это довольно неприлично и даже невежливо, валяться посреди перрона, к тому же перегородив собой проход. И он приподнялся и огляделся.
Сколько он мог видеть, на станции не было ни единой живой души.
Страх вновь закрался в его сердце. Не вставая в полный рост, всё так же на четвереньках, он прокрался к ближайшему угольному бункеру, сулившему собой некоторую защиту. Привалился к его железной стенке. Вновь перевёл дыхание, и только затем осмелился приподняться и осмотреться. Никого.
Тогда уже смелее, но всё же робея перед каждой тенью и соблюдая осторожность, он обошёл все платформы, подёргал все двери. Даже зачем-то заглянул за все шесть угольных бункеров, будто за ними в самом деле стал бы кто-то прятаться. Никого.
Он был совершенно один в этом мире победившего технического чуда, неведомым образом избавившемся от своих создателей. И что ему делать дальше, он решительно не знал. Он так стремился сюда, рвался наверх, спасаясь от неведомых преследователей. Да ведь он даже не подумал, что преследователи вполне могли поджидать его наверху. И когда он выполз на перрон, его тут мог поджидать тот самый молодой лейтенант. Счастье, что хоть от этого его судьба уберегла. Но, однако, что же ему дальше делать?
Он огляделся. Станция была развилкой путей. Два направления устремлялись отсюда к ближайшим окраинам. Насколько Карл знал, ни одно из них не было прямым как стрела, каждое петляло по-своему, подчиняясь то проспектам, то речкам да оврагам, пересекавшим город тут и там во всех направлениях. Где было возможно, пути возносились над кварталами. На таких участках монорельс сильно экономил время путешественника.
Два пути вели отсюда к окраинам. Можно было выбрать любой. Но в своём письме Роза наказала Карлу идти на Пальзенский тракт. А тот был совсем в другой стороне. Юноша подумал, что мог бы доехать до ближайшей окраины, а оттуда… Но он не представлял, куда бы он двинулся оттуда. За пару лет столичной жизни, он, разумеется, знал все проспекты, но толком изучил лишь несколько кварталов. Об остальной части города он имел представление от смутного до отсутствующего. Для посылок у него всегда был расторопный Франциск. Ему незачем было знать город самому.
Поэтому он направился по перрону в противоположную сторону. Отсюда исходило одно направление – в центр города. Где-то там была площадь перед старой ратушей. Карла передёрнуло от свежих воспоминаний. Одно счастье, монорельс огибает исторический центр, пролегая далеко в стороне от площади. Даже если на ней всё ещё остались тэнки, оттуда по вагону они стрелять не будут. И далеко, и за домами не видно.