Я не сразу нарушила неприятное молчание. Пусть все же договорит, а то я много чего лишнего сейчас себе надумаю. И Валера, точно почувствовав мое желание знать правду и только правду, откинулся на подголовник и прикрыл глаза. Сейчас лоб потрёт. Точно! Я что-то о нем еще помню.
— Слушай, Александра, — он заговорил с закрытыми глазами, теперь уже отпиливая указательным пальцем себе подбородок. — Я понимаю, что ты чувствуешь себя оплеванной. Я очень хорошо тебя понимаю. Это мое перманентное состояние дома, куда бы я с большой радостью не возвращался.
— А зачем приходишь? — спросила я, поняв, что пауза затянулась.
Вспомнила заодно, как Марианна говорила, что гонит брата, а он не уходит. Кто ж из них двоих врет?
— Не знаю. Пожрать, поспать, собаку погладить, наверное. Разве этого мало для простого мужского счастья?
— А где во всем этом счастье сыновья?
— Где-то там, — усмехнулся Валера довольно горько. — Сенька, когда прихожу, уже спать собирается. Мне умные дамы говорят, не лезь, а то не уснёт. Никита тут же делает вид, что у него куча недоделанных уроков. Вот именно в девять вечера их надо садиться делать. После смерти матери они твердили, не трогай ребёнка, ему и без тебя тяжело. Теперь — не трогай ребёнка, он учится. Я и не трогаю, тогда мне начинают выговаривать: какой ты отец, если тебе на детей плевать?! Вас, баб, не поймёшь.
— Кто они? — не интересовалась я подробностями, а просто хотела свести неприятный разговор на нет.
— Все, кроме матери. Та просто говорит, что Наташины дети ее не касаются. Кто вас, баб, поймёт, сказал же… Елена Михайловна злится на Наташу, это понятно, но я честно не понимаю, почему она ничего не чувствует к этим детям.
— А ты? Ты много к ним чувствуешь, если говоришь, что готов отдать их первому встречному.
Снова тяжелый вдох и выдох. Глаза открыты, но смотрят в потолок.
— Я этого не сказал. Не передергивай мои слова. Я сказал, что хочу найти семью, в которой они будут чувствовать, что их любят. Чувствовать, понимаешь?
— Ты их любишь? Даже малыша?
Валера ещё сильнее вжался затылком в подголовник и выдохнул даже сильнее прежнего. Точно у него щемило грудину.
— Это не имеет значения. Дети считают, что я их не люблю. Этого достаточно. И все вокруг так считают. Александра, я не на приёме у психолога, кажется.
— Может, тебе стоит туда записаться?
— Я разберусь с собой как-нибудь сам. Сейчас речь не обо мне. Хотя нет, обо мне. Все уже знают, что ты делаешь Сеньке день рождения и теперь будут думать, что я сказал тебе какую-то гадость, поэтому ты обиделась и ушла. Пойми, я не хочу выслушивать от Марианны очередное «ты — козел».